Rambler's Top100
Поиск  


Список форумов Городской интернет-портал Ржев Городской интернет-портал Ржев
Ржевский Форум
 
 Наблюдаемые темыНаблюдаемые темы   FAQFAQ   ПоискПоиск   ПользователиПользователи   ГруппыГруппы  medals.phpНаграды  ИзбранноеИзбранное   РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Мой Ржев - в годину лихолетья
На страницу 1, 2, 3  След.
 
Начать новую тему   Ответить на тему   вывод темы на печать    Список форумов Городской интернет-портал Ржев -> Книги о Ржеве
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Пн Сен 26 21:32:05 2011    Заголовок сообщения: Мой Ржев - в годину лихолетья Всего отзывов: 1 Ответить с цитатой

Мой Ржев - в годину лихолетья

Воспоминания Свирчевской Лидии Александровны, участницы Великой Отечественной войны

Свирчевская (Демьянова) Лидия Александровна родилась в 1926 году в Ржеве. С октября 1941 года по сентябрь 1942 года она находилась в немецко-фашистской оккупации в городе Ржеве, затем до марта 1943 года – на Смоленщине.
В 1943 году после освобождения города Ржева в 17-летнем возрасте добровольцем ушла на фронт.
День Победы она встретила в Восточной Пруссии. Затем она участвовала в войне с Японией.
Лидия Александровна награждена орденом Великой Отечественной войны II степени и медалями: «За взятие Кёнигсберга», «За Победу над Германией» и «За Победу над Японией».

Книга воспоминаний этой замечательной женщины была выпущена в 2010 году в Москве. В ней Л.А.Свирчевская выражает благодарность Ржевскому краеведческому музею за предоставленные фотографии времён Великой Отечественной войны и выражает особую признательность «Общественному Совету по сохранению историко-культурного, духовного наследия и развитию индустрии туризма Можайского района» за оказанную помощь в издании книги.

Книгу можно было купить в 2010 году в Ржевском краеведческом музее. Может быть, ещё имеются оставшиеся экземпляры в продаже. Мне об этом, к сожалению, неизвестно.
Думаю, что Лидия Александровна и её родные одобрят мою инициативу и будут рады тому, что с книгой воспоминаний познакомятся не только ржевитяне и посетители форума из разных уголков Российской Федерации и ближнего зарубежья, но и русскоязычные читатели ржевского портала из других стран мира.

Сегодня начинаю переносить содержание книги с пролога.
Замечания, вопросы и дискуссии приветствуются в теме «Мой Ржев-в годину лихолетья» как всегда на этом портале.
Итак, поехали...


ПРОЛОГ

"Я, Свирчевская (в девичестве Демьянова) Лидия Александровна, 1926 года рождения, участница Великой Отечественной войны. Мои прадеды по отцовской линии Демьяновы – коренные ржевитяне. С древним городом Ржевом, с его историей, полной трагических событий, особенно в первой половине 20 века, связаны их судьбы. И так уж сложилось, что и моя лично. Думаю, что немного осталось на свете очевидцев тех опалённых войной событий, происходивших в период оккупации. И я благодарю Господа Бога за то, что он даёт мне возможность рассказать об этих годах лихолетья, воскресив в памяти картины той страшной трагедии, которая постигла жителей старинного русского города Ржева.


Последний раз редактировалось: Maria (Ср Ноя 2 21:20:09 2011), всего редактировалось 2 раз(а)
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Спонсор
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Вт Сен 27 17:34:48 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Часть первая
Воспоминания под стук вагонных колёс


41-й год. Прощальный школьный вальс

Мне 15 лет, я учусь в 7 классе. Первого мая вся наша 8-я школа принимала участие в праздничной демонстрации. Музыка, песни, яркие красные флаги и транспаранты. Было очень весело. Велись дружеские разговоры, и я вместе со своими подругами Калининой Олей и Малышевой Тамарой решила после выпускных экзаменов идти в техникум, чтобы скорее начать зарабатывать и помогать родителям. В 8-й класс тогда брали не всех, а только тех, у кого были хорошие отметки, к тому же объявили, что дальше за учёбу придётся платить.

Понимая, что мама не сможет учить меня дальше, я решила посоветоваться с ней и попросить разрешения написать письмо её родному брату, моему дяде Ивану Николаевичу Морозову. В то время он жил в городе Запорожье и работал на Днепрогэсе одним из ведущих инженеров. Вскоре дядя Ваня ответил. Какое счастье! В письме он дал согласие взять на себя расходы за мою учёбу и приглашал меня к себе. Уже 6-го июня я решила ехать в город Запорожье. До этого мне не приходилось бывать в других городах. Единственная попытка поехать в Москву со старшей сестрой Демьяновой Александрой, известной в те годы в городе спортсменкой общества «Локомотив», закончилась неудачей. В кассе железнодорожного вокзала ей отказались продать на меня билет по неизвестной причине. Часа через два она уехала в столицу, а я, зарёванная, осталась одна на мокром от дождя перроне.
Как потом выяснилось, Москва была в те годы городом с ограниченным въездом и жила своей обособленной столичной жизнью, мало доступной для иногородних.
Да, кроме пионерского лагеря я никуда до этого случая не выезжала...
И вот получив от мамы благословение, с чемоданом в руке, я отправляюсь в Запорожье! Помню, что очень волновалась и радовалась, когда поезд дал короткий прощальный гудок и, деловито рванув вагоны, покатил, унося меня к новой жизни, в неизвестность...

Я прильнула к окну. Мимо под стук колёс проплывали знакомые ржевские окраины. И почему-то вспомнилось моё раннее детство: наш двухэтажный деревянный дом по улице Бехтерева. До 1927 года эта улица носила имя «демона революции» Льва Троцкого, но в 1928 году, когда мой отец Демьянов Александр Яковлевич перевёз свою семью из города Петрозаводска в родительский дом, она уже называлась, как и ныне, улица Бехтерева.
Тогда, в 1928 году, по приезду нас разместили на втором этаже, а внизу жили квартиранты, расселённые волевым решением исполнительной власти по уплотнению. У некоторых из них было тёмное прошлое, о котором они старались помалкивать...
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Ср Сен 28 15:28:54 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Папа сначала не мог устроиться по специальности, но потом ему повезло: его взяли бухгалтером в городской банк, в промышленный отдел. Старинное здание банка сохранилось до наших дней, оно стоит почти в центре на крутом волжском берегу и является украшением города. Помню, как папа шёл на работу и, делая небольшой крюк, заводил меня в мой первый детский сад. Ходили мы по мосту через Волгу. Бывало, я просовывала голову между металлических прутьев и, как завороженная, смотрела с высоты вниз, как бежит тёмная вода. Было немного страшно. Один раз взяла и бросила в воду свой фартучек, за что и была вечером нестрого наказана мамой. Как-то весной отец вёл меня в детсад, вдруг остановился и показал мне рукой на небо. Я подняла голову и увидела, что летит большой дирижабль, он был красного цвета. Время его пролёта над городом было заранее известно. Об этом, предвосхищая событие, писали все ржевские газеты. Потом помню, это было осенью, папа стоял на приставной лестнице и шпаклевал замазкой оконные стёкла, а по небу летел клин журавлей, он мне их показал...
Как оказалось, это была его последняя осень. В январе 31-го года он заболел воспалением лёгких и умер в возрасте 45-ти лет, оставив маме троих детей.

Старшему брату Анатолию в тот год исполнилось только 12 лет. Сразу после похорон отца его взяла к себе и приютила в московской квартире младшая папина сестра Демьянова (в замужестве Сафронова) Таисия Яковлевна.
Помню, на столе стоял гроб, обитый красной материей, а я залезала на табурет и всё показывала папе лоскут оставшегося красного материала и просила, чтобы он посмотрел, какое будет у меня из него красивое платье...
Папу одного из первых в Ржеве хоронили с музыкой, а перед этим его отпевал батюшка.
После похорон отца у нас началась другая, уже сиротская жизнь.
Мама по утрам, надев юбку из грубого холста и наскоро выпив стакан чая, по гудку, стараясь не будить нас, уходила на завод, нарушая сонную тишину старого дома дробным, удаляющимся стуком своих башмаков на деревянной колодке. Трудилась простой работницей. По своей специальности учителя начальной школы она устроиться не могла, даже и не помышляла об этом, так как родом была из купеческой семьи, самого неподходящего сословия на тот исторический для России момент. Правда, купеческой в первом поколении, потому что родной дед моей мамы Морозов Яков Артемьевич был только зажиточным крестьянином из деревни Новинка, Кондопожского уезда Олонецкой губернии. А в государстве всё продолжал набирать обороты маховик репрессий, имеющий определённую оправдательную политическую подоплёку – как обострение классовой борьбы. Здесь можно было бы вспомнить соседей, друзей и родственников, которые были репрессированы и канули в вечность, но думаю, что это уже другая тема...
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Спонсор
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Чт Сен 29 18:14:07 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Мама уходила на работу, а мы с младшим братом Валей оставались одни в промёрзшей комнате. Я за старшую, хотя на то время мне минуло только пять лет. И была у нас одна радость, когда мама, вечером уставшая, возвращалась с работы домой. Отдавая часть своего тепла, она окружала нас вниманием и заботой и, конечно, приносила что-нибудь поесть. Немного перекусив при свете керосиновой лампы, мы ложились спать в холодную кровать, все вместе, не раздеваясь. Жизнь была очень трудная.

В 1933 году уже наступал повальный голод. На Украине и в Поволжье были даже случаи людоедства, эти известия разносила людская молва, и власти были вынуждены ввести карточную систему. Маме выдавали по карточке 500 граммов хлеба в день, а на нас, иждивенцев, по 400 граммов. Хлеб привозили в заводской ларёк, он находился напротив спиртзавода на Ленинградском шоссе. Очередь занимать надо было с раннего утра и стоять при любой погоде несколько часов подряд, пока не дойдёшь до прилавка. Я настолько была голодной, что съедала свою пайку, не доходя до дома. Весной нас мучила куриная слепота, случалась она от малокровия. От этой болезни нам прописывали рыбий жир. Он в те времена был недорогой, на нём мы даже жарили картошку и ещё пили его. Говорили, что он помогает от рахита.
Мама получала 130 рублей. Платили на нас ещё, как на несовершеннолетних, пенсию 45 рублей. Помню, что цены в 30-х довоенных годах были такие: хлеб стоит 1 кг – 1 руб.90 коп., сахар – 4 руб. 40 коп., молоко 1 л – 1руб.40 коп., ботинки детские – 40 руб., а пальтишко из фланели – 60-70 руб. В школу я ходила в мамином потёртом жакете, на голове носила не по размеру шапку-ушанку старшего брата Толи, на ногах старые подшитые валенки. А младший брат Валя донашивал всё после меня. Годы детства после кончины отца ассоциируются у меня с постоянным ощущением голода...

Моё поколение было, наверное, самым безбожным: ведь нас воспитывали с детства как оголтелых атеистов. Помню, как воспитательница в детском саду, строго отчитывая, срывала с моей шеи крестик, подаренный мне моей доброй и заботливой бабушкой Петровской Марьей Петровной.
Уже с малых лет целенаправленно и планомерно уничтожалось в детских душах и головах русское самосознание.
Однажды в четвёртом классе на уроке по родной речи наша молоденькая учительница обратилась к нам с вопросом: «Дети, а кто знает стихотворение о зиме?» Я подняла руку, встала и с места начала бойко рассказывать стихотворение Тютчева, где были такие строки:»Наша русская кровь на морозе горит!» «А почему только русская?» - строго сдвинув брови, спросила учительница и запретила мне дальше читать эту, как бы сейчас сказали, «неполиткорректную» поэзию.

Помню, как в 1937-1938-х годах иногда среди ночи раздавался сильный стук в ворота нашего дома. Тётя Фаля, жена старшего папиного брата, тогда прибегала к маме и вся дрожжа от страха, говорила: «Аня, вставай! Это НКВД!» Мама непослушными пальцами зажигала керосиновую лампу, и они вдвоём, согбённые, как под тяжёлой ношей, шли открывать калитку. А потом в ночной тиши был такой топот сапог, что мы, дети, просыпались тоже. Непрошенные гости обходили все комнаты, заглядывали во все углы и даже под наши детские кровати. Кого-то искали. Видимо, везде им мерещились «враги народа». Сейчас все эти воспоминания остались уже в далёком прошлом, всё отдалилось во времени и пространстве. А тогда я была совсем юной, и душа моя жаждала перемен к лучшему, что так естественно для молодости!
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Пт Сен 30 12:13:27 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

На следующее утро, это был выходной день, поезд прибыл в Москву на Балтийский, теперь Рижский вокзал, который, с 1942 по 1946 годы носил название «Ржевский». С привокзальной площади в тот день отправляли пионеров в летние лагеря. Все ребята были в белых рубашках, красных галстуках и цветных испанках на головах. Гремела музыка, все пели песню. Я запомнила слова:»Из красных пионов огромный букет ей дали ребята в отряде».

У здания вокзала меня встречал мой старший брат Толя (Демьянов Анатолий Александрович). Он тогда служил срочную службу в Москве и осенью должен был демобилизоваться. Мы не виделись с ним уже более 2-х лет и радости нашей не было предела!
Москва поразила меня своими размерами, красивыми фасадами многоэтажных зданий и шумными толпами нарядно одетых людей. Витрины столичных магазинов ломились от товаров, которые свозились сюда со всех городов и весей. С первого нашего знакомства она показалась мне этаким чудо-островом благополучия. Срок солдатской увольнительной короткий, и уже в три часа дня брат посадил меня на поезд «Москва-Запорожье», и потом, стоя в толпе провожающих, долго махал рукой, пока не скрылся из виду.

В купе со мной ехала студентка Ада. Так получилось, что на вокзале в Запорожье меня никто не встречал, и я держалась Ады. Приехали к ней домой в 6-ой посёлок. Оказалось, что её отец знал моего дядю и позвонил ему. С дядей Ване мы встретились прямо на плотине Днепрогэса!
Прошло несколько дней, и я подружилась с Любой Тороп, девочкой из рабочего посёлка. Вместе с ней мы ходили на Днепр купаться и в кино. А ещё я подружилась с их собакой овчаркой, и бывало, подолгу задерживалась у её будки.
Дни летели быстро, и я начала скучать по маме и брату Вале. Так минуло ещё несколько дней.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Пт Сен 30 23:10:32 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Ах, война, что ты, подлая, сделала...

И наступило воскресенье 22 июня 1941 года.
По местному радио, из чёрного репродуктора, нам объявили, что началась война с Германией. Это известие изменило всё сразу: начались ночные бомбёжки, частые и страшные. Семья дяди стала собираться в эвакуацию в город Ташкент, звали и меня с собой, но я решила пробираться домой во Ржев, к своим.

На тот момент что я знала о войне? У меня остались самые горькие воспоминания о ней ещё с 1939 года, когда была объявлена война с Финляндией. Тогда многих ржевских мужчин – отцов, мужей и старших братьев – мобилизовали и отправили на фронт, на Карельский перешеек. Стояли 40-градусные морозы. Вопреки ожиданиям, «военный конфликт» получился очень кровопролитным. С декабря того же года в семьи ржевитян начали регулярно приходить похоронки. Исходя из создавшегося военного положения школы города, одна за другой, были отданы под военные госпитали, и вскоре они были буквально забиты раненными и обмороженными красноармейцами, в их числе и наша 8-я, а нас перевели в 7-ю неполную среднюю школу.

В довоенное время мы все, в обязательном порядке, изучали военное дело: разбирали и собирали винтовку Мосина, метали гранаты, участвовали в военных играх, сдавали нормы на значки Б.Г.Т.О. («Будь готов к труду и обороне») и Б.Г.С.О. («Будь готов к санитарной обороне»), нас называли юнармейцами.
Летом на каникулах меня отправляли в пионерский лагерь, который находился в селе Сытьково, что расположено на живописном левом берегу матушки Волги. Там мы ходили в далёкие турпоходы по родному Верхневолжью, и вечером, собрашись в тесный кружок у ярко пылающего костра, пели песни:»Наш паровоз вперёд летит, в коммуне остановка...», или такую:»Взвейтесь кострами, синие ночи, мы – пионеры, дети рабочих...».
На торжественных пионерских линейках я выносила красное знамя, прикрепив на грудь свои значки, которыми, не без основания, гордилась. Не стесняясь пафосных слов скажу, что военно-патриотическое воспитание молодёжи тогда было поставлено на высокий уровень. У нас были свои герои, наши современники, которым мы хотели подражать и на них равняться. Мы любили свою Родину, надеялись и верили в наше светлое будущее. И сегодня, мысленно уходя в то далёкое время, могу утверждать, что без этого закалённого стержня мы никогда бы не победили в той войне, которая всем известна как Великая Отечественная.

От Запорожья до Ржева добиралась больше 3-х недель. Уже пришлось увидеть десятки тысяч беженцев. Все станции были забиты воинскими эшелонами. Вокзальная площадь в Харькове кишела народом. Гражданские люди были в панике. Немецкие самолёты бомбили железнодорожные станции днём и ночью. Около города Орла в санитарных вагонах было уже много раненных и покалеченных наших солдат. Всё увиденное болью отзывалось в сердце. Последний участок пути Вязьма-Ржев я преодолела на открытой платформе, на которой артиллеристы перевозили какое-то крупнокалиберное дальнобойное орудие.
Во Ржев я приехала где-то 19-20 июля.
В ту ночь была очень сильная бомбёжка. В небе висело несколько «кадил» (осветительные бомбы на парашютах), освещая не защищённый и притихший в ночи город. Было видно как днём. Мы поспешно вырыли в кустах малины возле дома небольшой окопчик и прятались в нём, понимая уже, что эта война будет затяжной.


Последний раз редактировалось: Maria (Вс Окт 2 20:48:13 2011), всего редактировалось 2 раз(а)
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Спонсор
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Сб Окт 1 20:27:29 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Как часто бывает в жизни, на фоне широко разыгравшейся драмы происходили случаи, которые теперь вспоминаются с улыбкой.
Мама, как и многие работницы фабрик и заводов, тогда повязывала на голову красную косынку. В те дни, когда бомбили, она, прячась вместе с нашими соседями в окоп, эту косынку не снимала. Квартирантка снизу тетя Вера Комарова делала страшные глаза и умоляюще просила:»Нюра, ты снЯми свою косынку-то, а то германский лётчик красное-то нЯ любит!» Сама при этом накрывала голову большим, начищенным до блеска медным тазом для варки варенья, и ей казалось, что он должен спасти её от осколков и сделать для лётчика незаметной.

Шли дни. Из города начали уходить эшелоны на восток. Эвакуировали в первую очередь ценное оборудование и партийные архивы. Сводки от Советского Информбюро становились всё тревожнее, а фронт подкатывал всё ближе и ближе к городу. Спиртзавод, где работала моя мама, Демьянова Анна Николаевна, перешёл на выпуск военной продукции. Они стали делать бутылки с зажигательной смесью и их требовалось всё больше и больше. Ударная работа шла в три смены. Мама рассказывала, что им вручную нужно было просеивать какую-то серу, которая забивалась в дыхательные пути, и порой не хватало воздуха. Чтобы нормально дышать, давали пить сильно разбавленное молоко. Становилось немного легче, и работа для фронта и для победы, до которой было ещё так далеко, продолжалась и днём и ночью.

Из-за частых бомбёжек города многие жители Ржева уходиди вечером в близлежащие деревни. Мы сначала тоже бегали в деревню Галахово, а потом перестали, так как человек ко всему со временем привыкает, и к бомбёжкам тоже. Я записалась в пожарную команду, и со мной за компанию записался наш сосед Димка Новоторцев. Его отец за это очень ругал, и однажды, когда мы во время бомбёжки влетели первыми в окоп, а осколки от бомб шлёпали по накату, он нам скомандовал:»Пожарники, на выход!» Мы с Димкой, напуганные, но всё равно начали выбираться к выходу через наших родных и соседей, но кто-то в последний момент властной рукой остановил меня, сейчас уж не помню, кто. Некоторое время спустя пожарников призывных возрастов мобилизовали на фронт, и организованно тушить городские пожары стало уже некому.

А люди всё уезжали и уезжали из города. Среди них наши соседи и знакомые: Свешниковы, Родзевичи, Барановы, Седовы, Томашевские, Сестряковы, Корнеевы...
Маму и других рабочих завода не отпускали, так как в их продукции очень нуждались истекающие кровью наши войска. А тех, кто не был задействован на выпуске военной продукции, отправляли на рытьё противотанковых рвов и укреплений. Все с 16 лет и старше шли на эти работы, даже домохозяйки. И это явление было массовым, никто не оставался дома и не отлынивал. Нам с моей подругой Зиной было в то время по пятнадцать лет, и мы носили еду её маме, она работала на рытье окопов около деревни Ножкино. Так прошёл август и первая половина сентября сорок первого.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Вс Окт 2 20:44:17 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Сводки с фронтов становились всё тревожнее.
Хлеба в магазинах уже не было, только камса, это такая маленькая рыбка, изрядно просоленная. Вот её мы и ели вместе с картошкой, которую покупали в близлежащих деревнях. Иногда можно было купить и молоко. А те городские жители, у которых не было заработка на заводах и фабриках, уже начали голодать. Маму рассчитали 9 октября. Сказали:»Приходите завтра на станцию Ржев-II. Туда будет подан эшелон под погрузку в эвакуацию.»

А 10-го числа мы узнали, что эшелоны уже не ходят. Станцию бомбили по нескольку раз в день, и за каждым паровозом гонялись «мессеры». Тогда утром мы взяли кое-что из своих вещей, завязали в узлы и, нагруженные, пошли. Большак шёл на город Зубцов. Желание было поймать какой-нибудь попутный транспорт, добраться до Москвы и остановиться там у папиной родной сестры, моей тёти Демьяновой Таисии Яковлевны. Но какой там попутный транспорт! По дороге на восток брели толпы ржевских беженцев. Впереди нас двигались своим ходом три больших экскаватора и несколько тракторов. Ближе к полудню над нами закружились «мессеры», а потом они начали залетать навстречу ползущим экскаваторам и поливать свинцом всех без разбора из пулемётов и пушек. Мы то и дело падали в кюветы, что были по обе стороны большака, появились первые убитые и раненые. Здесь я впервые услышала, как люди, которые раньше были неверующими, молили Господа:»Спаси и защити!» Так с горем пополам прошли деревни Юрятино, Слободу и потом, уже ближе к обеду, дошли до деревни Таблино. Там жили наши родственники Демьянова Наталия Степановна с семьёй. Она всегда к нам относилась по-доброму и мы, отвечая взаимностью, искренне любили её. Мама решила, что нам надо у них временно остановиться, передохнуть и немного пополнить наши скудные съестные запасы. В деревне было тревожно и многолюдно из-за прибывших туда ржевитян. Народ беспокоился:»Где немцы? Где наши? Удастся ли отступающим войскам удержать наш город?» Мы смотрели на запад, где остался Ржев, где был наш родной кров. Там на горизонте стояло зловещее зарево от пожаров.

Несмотря на усталость, в ту ночь никто не спал, а рано утром 11-го октября кто-то принёс в деревню страшную весть о том, что город Зубцов, до которого нам оставалось идти всего 10 км, уже занят немцами. Стало ясно, что продвигаться дальше на восток нам уже поздно. На следующий день я решила вместе с нашим родственником, дедом Фоканычем, идти обратно в Ржев как бы на разведку и посмотреть, цел ли наш дом, и в надежде раздобыть что-нибудь из продуктов. Пошли с ним вдвоём и где-то ближе к полудню, подойдя к восточной окраине города, увидели, что горит нефтебаза. В небо поднимался чёрный дым, что-то ещё взрывалось, выбрасывая языки пламени. Мы обошли это опасное место стороной.
Рядом находилась пустая тюрьма. Дед сказал:»Лида, я зайду в тюрьму.» А я пошла без остановки дальше на Советскую сторону, где находился наш дом. Огонь бушевал в некоторых кварталах, перекидываясь с одного дома на другой, летел пепел. У сожжённых домов ещё сильно пахло гарью. Я прошла до Ильинской церкви, потом ещё немного по улице Бехтерева и увидела наш деревянный дом. Он стоял цел и невредим, и это меня сильно обрадовало. Входная дверь была заперта на ключ. Я посидела на крыльце, немного передохнула, а поскольку голод давал уже о себе знать, решила идти на улицу Калинина, где были продовольственные склады. Оказалось, что они были разграблены ещё до пожара, но если постараться, то в углах на полу можно было собрать немного муки, что я и сделала.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Пн Окт 3 20:15:40 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Возвращаясь уже под вечер в деревню Таблино, на дороге догнала деде Фоканыча. Обливаясь потом, он тащил два увесистых, обгорелых противня. Пока мы шли, преодолевая за каждым спуском очередной подъём, Фоканыч постоянно чертыхался. Что-то видимо вспоминал из пережитого им за сегодняшний день. Я чувствовала, что ему хочется выговориться.

На коротком привале, сбросив с плеча тяжёлую ношу и переведя дух, он поведал мне о случившимся. «Ну и денёк! 60 лет живу, а впросак такой впервые попал!» Что же произошло? Расставшись со мною, он, как и планировал, зашёл в городскую тюрьму, благо въездные ворота, да и все двери, были «гостеприимно» открыты нараспашку. Одиноко и безрезультатно побродил он по глухим коридорам этого казённого заведения, не находя ничего дельного. Затем подался на железнодорожную станцию, а там рядом было овощехранилище. В центре его находился огромный чан, не менее трёх-четырёх метров глубиной и столько же метров в диаметре. Дед Фоканыч заглянул туда и увидел, что внизу, на самом дне есть ещё маленький островок квашёной капусты, и он решил её достать. Вспомнил, что здесь в конце коридора на глаза ему попадался пожарный щит, на котором висело крашеное ведро. Через некоторое время в его руках уже было это ведро и приличный кусок толстой пеньковой верёвки. Без долгих раздумий он с помощью верёвки спустился в эту огромную бочку и начал поспешно руками сгребать в свою тару квашёную капусту. Всё подчистил, получилось где-то три четверти ведра. С голодухи успел пару горстей закинуть себе в рот. Разжёвывая капусту, отметил просебя, что капуста съедобна, правда, чуть солоновата. Но это ничего, можно и вымочить! Дело было сделано. Старик разогнул спину, посмотрел вверх на край чана, и сейчас же змеёй проползла тревожная мысль:»А как же теперь выбраться отсюда?» С десяток его попыток не увенчались успехом. С досадой подумал:»Эх! Руки-то уже не те!» От волнения засосало под ложечкой. Во рту пересохло и захотелось пить. «Эй! – крикнул он негромко, Есть кто живой?» Но голос его тонул в глухом объёме, казалось, что не может вырваться из него наружу.

Страх, что вот так нелепо, в капустном рассоле от жажды придётся принять бесславную кончину, обуял его. И тогда он заорал что есть мочи:»Люди, по-мо-ги-те!» Но чан отозвался безучастным утробным эхом. И опять всё стихло. Он ещё долго метался как зверь в клетке, кричал, просил, молил, потом выбился из сил и притих. Рассказывал, что в голове пронеслась мысль:»Вот как карает Господь за алчное стяжательство моё!»
Так он просидел в этой ловушке шесть или семь часов кряду. Вдруг над краем появилась чья-то небритая физиономия. Она скривилась в ехидной улыбке, потом спросила:»Ну что, дед, попался как кур во щи?» Старик обрадовался, подумал, что явился к нему его спаситель. Но не тут-то было! Пришелец потребовал за его услугу отдать ему ведро с набранной капустой. «Делать было нечего, пришлось принять кабальное условие этого супостата ради собственного избавления, - так закончил он своё повествование. – А противни эти, - в сердцах он пнул их ногой, - нашёл на тюремной кухне, не мог же я вернуться в избу с пустыми руками!»
Я слушала его со смешанным чувством: мне было и смешно, и жалко моего незадачливого родственника, попавшего в такую нелепую переделку.
Мы встали и каждый со своим грузом двинулись дальше. Начало уже немного темнеть, когда пришли в деревню. Все были рады нашему возвращению, сразу стали печь лепёшки, потом все ели и хвалили меня, а деду досталось от тёти Наташи «на орехи» за то, что целый день прошатался неизвестно где и притащил в дом ненужную в крестьянском хозяйстве вещь.

На следующий день мы опять пошли в город. Немецкие самолёты кружили в небе, как хищные птицы, высматривая очередную жертву. Несколько раз, пролетая вдоль дороги, по которой шли мы с дедом, они спускались так низко, что один раз я даже видела лицо немецкого лётчика. Что удержало его нажать на гашетку? Шансов на спасение никаких, одна короткая очередь – и нас бы не было! Как только мы дошли до города, дед Фоканыч опять от меня ушёл. Я поняла, что он хочет где-нибудь раздобыть спиртное. Ушёл и пропал. А я вечером вернулась в Таблино одна и опять принесла немного муки и соли. На следующее утро неведомо от кого пришла весть, что немцы уже в деревне Лунево. Мы спрятались за огородами в окопе. Где-то часов в 10 до полудня со стороны Зубцова в деревню влетела на мотоциклах немецкая разведка. Они быстро нашли нас, наставили автоматы и скомандовали, чтобы все выходили из своего убежища по одному, проверяя таким образом, нет ли среди нас скрывающихся коммунистов, красноармейцев и партизан.


Последний раз редактировалось: Maria (Вт Окт 4 19:43:48 2011), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Спонсор
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Вт Окт 4 17:09:30 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Вечером мы держали семейный совет и решили, что надо возвращаться домой во Ржев. Очень боялись прийти на пепелище. Перед сном мама молилась, держа в руке маленькую иконку:»Господи, спаси и сохрани нас от всякого врага и супостата, защити достояние наше!»
Утром мы взяли свои узлы и пошли обратно в город. Просёлочная дорога вывела нас на большак. Октябрьское солнце, уже немного потускневшее, изредка выглядывало из рваных облаков, освещая наш скорбный путь. Неожиданно из перелеска вышли два красноармейца в заляпанных глиной, распахнутых шинелях. Один был без оружия, а другой тащил за ремень винтовку без штыка так, что её приклад волочился по земле. Местность была открытая, и я поняла, что солдат, который не бросил оружия, старается делать так, чтобы фашисты издалека не видели, что он вооружён. Подойдя к нам поближе, один из них спросил:»В той деревне, из которой вы идёте, немцы есть?» «Да» - ответила мама упавшим голосом. Я увидела его глаза. Последняя искорка надежды вырваться из окружения догорала в них. По их небритым, измождённым лицам, воспалённым от бессонных ночей глазам, стало понятно, что в районе Ржева наши части постигла катастрофа. Мама развязала узелок и поделилась с ними испечёнными накануне ржаными лепёшками. И мы разошлись с горькой думой о том, что будет дальше с этими красноармейцами, с нами и с нашей страной, которую вот уже четвёртый месяц топчет вражеский сапог? Этим простым русским солдатам мы не могли даже бросить упрёк:»На кого же вы нас оставляете?!» Потому что они оказались по чьей-то вине даже в худшем положении, чем мы.

Пройдя примерно ещё полтора-два километра мы вышли на Зубцовский большак и увидели идущие походным маршем фашистские войска - пешими колоннами, на мотоциклах, на велосипедах, потом проехали легковые машины и опять походные колонны.

Уже при подходе к городу нам надо было перейти эту дорогу. На обочине собралась большая толпа. В основном женщины с детьми, старики, старухи, все с узлами, тачками. Стоим час, полтора, войска всё идут и идут. Мама выбрала момент, когда между колоннами марширующих образовалась довольно большая дистанция, и решила быстро перейти через дорогу, но идущий впереди подразделения немецкий офицер выхватил из кобуры пистолет и наставил на неё. Я что есть силы, дёрнула её сзади за пояс и тем самым, видимо, спасла от неминуемой расправы. И это был первый урок. Они сразу дали нам понять, кто – они, и кто – мы! Так и пришлось стоять несколько часов и смотреть, как захватчики походным маршем идут на нашу столицу. Шли они уверенным шагом. Молодые, здоровые. Невольно обратила внимание, что было много блондинов, все такие отборные и одинаковые, как будто их отштамповали на одном заводском конвейере. И не было им счёта. С подавленным, горьким чувством мы возвратились в наш город.

Это было 14-го октября сорок первого года.
Получается, что в праздник Покрова Пресвятой Богородицы немецкие оккупанты вошли в мой любимый Ржев, который был местами уже обезображен войной. А до войны это был красивейший, утопающий в садах город Верхневолжья. Улицы в нём были построены одна относительно другой параллельно и перпендикулярно, строго по кварталам. И если взглянуть на довоенную карту города, то она скорее напоминала шахматную доску. У историков есть мнение, что государыня Екатерина Великая лично утверждала представленный ей обновлённый план города. Вот как писал о Ржеве в своих путевых набросках в 1894 году русский писатель И.Ф.Тюменцев:»Он достойно начинает славную линию приволжских городов, известных своей чисто русской красотою и живописностью месторасположения».
И на самом деле! Взгляните на раритетные цветные фотографии Прокудина-Горского, полюбуйтесь старинным городом, раскинувшемся на крутых берегах величавой красавицы Волги, увенчанного златоглавыми куполами соборов и церквей, утопающего в зелени садов, и вы убедитесь в правдивости его слов.

А тогда, 14-го октября 1941 года, мы шли по Красноармейской стороне. Следов боёв на улицах не было видно, только кое-где дымились пожарища с одиноко торчащими печными трубами да тлеющими головешками. Около наскоро сооружённого нашими сапёрами деревянного моста через Волгу лежали трое расстрелянных мужчин. Рядом висела табличка с грозным предупреждением:»Злостные поджигатели караются немецкими войсками». Ещё недалеко от моста я увидела у пулемёта нашего убитого солдатика, кругом валялось много стреляных гильз. Видимо ему был отдан приказ прикрывать отход частей. Кто он был, этот герой?
Несмотря на усталость, мы быстро поднялись в гору и дошли до здания бывшей Ильинской церкви и вдруг увидели немцев. Гомон, стрельба! Нам пришлось укрыться в здании «раймага». Когда всё стихло, мы, слава Богу, благополучно добрались до родного дома.
На следующий день соседи из сгоревших домов стали приходить и проситься к нам жить. Мама никому не отказывала, понимая, что теперь у нас всех одно общее горе – война.

Жена папиного старшего брата Ивана Яковлевича Демьянова тётя Фаля, как мы с братом её звали, или Евфалия Григорьевна, уже немолодая женщина лет 55-ти с приятными чертами лица, довольно высокого роста, рассудительная и властная (недаром староверы, жившие в нашем околотке, выбирали её своей старостой), рассказала нам, что творилось здесь во время нашего отсутствия. Отступая под натиском немцев, наши войска пытались уничтожить всё, чтобы ничего врагу не досталось. В числе объектов, попавших под уничтожение, оказались и продовольственные склады. Потом, уже во время оккупации, когда голод начал душить население города от мала до велика, фашисты и их приспешники говорили нам:»Ваши руководители коммунисты, когда сжигали склады, о вас не думали, а нам-то что...»-Тогда для выполнения этй акции были назначены факельщики, которые, как я потом узнала, по приказу своего начальства жгли даже жилые дома.
Один такой «исполнитель» хотел запалить и наш дом, но тётя Фаля не дала. Сначала просила его Христом Богом, а потом, видя, что он не понимает, просто отогнала его, вырвав из рук факел. Затем с иконой Божьей матери и с молитвой на устах трижды она обошла вокруг дома.
Рассказывала ещё, как на её глазах дезертиры разграбили спиртзавод, перепились, и потом беспечно валялись по канавам до тех пор, пока не появилась немецкая разведка.


Последний раз редактировалось: Maria (Ср Окт 5 21:27:15 2011), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Ср Окт 5 21:25:41 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Часть вторая
Борьба за выживание в ржевской оккупации


Новый немецкий порядок в действии

Захватив город, оккупанты начали устанавливать свой «Орднунг» (порядок). Начала работать комендатура. На всех видных местах в центре города и по главным улицам вывесили свастику и приказы. Смысл одного был такой: что если кто из жителей будет укрывать коммунистов, красноармейцев и партизан –будет расстрелян! В другом приказе заставляли всех зарегистрироваться. Еврейское население должно было надеть белую повязку на рукав. Фашисты перестреляли дворовых собак и уничтожили всех почтовых голубей. А до войны Ржев назывался голубиным городом, даже была выведена своя голубиная порода – ржевская. Некоторые мальчишки защищали своих пернатых любимцев и жестоко поплатились за это.

В это время произошёл ещё такой эпизод. Наша квартирантка тётя Вера, у которой муж был на фронте, возвратилась с регистрации в немецкой комендатуре и спрашивает у мамы:» Нюр, а ты Лидуху-то как записала? Комсомолкой? Я свою Шурку – комсомолкой!» Мама замахала на неё руками: «Ты что, с ума сошла!» Ты ведёшь её на эшафот!» Шурка, дочь её, испугалась и в слёзы, кричит: «Меня теперь расстреляют!» Тётя Вера побежала опять в комендатуру, а там наша русская девушка сказала ей тихонько: «Я враг, что ли? Вы же с перепугу оговорились. Не беспокойтесь, я вашу дочь записала как надо.»

Конец октября 1941 года.
Через город ведут наших военнопленных. Огромное количество, как будто пол-России загнали в эти колонны. Есть раненые, покалеченные, у многих обветренные, измождённые лица. Женщины-ржевитянки со слезами на глазах стараются передать им кто кусочек хлеба, кто сухарь, кто яблоко. Пленные бросают женщинам записки со своими адресами и фамилиями.

Одна записка была адресована тёте Оле Румянцевой. Это мама моей подруги, а её дядя Лёня оказался в числе конвоируемых военнопленных. Тётя Оля, узнав об этом, сварила картошки, завязала в узелок. И вот мы с подругой Зиной пошли в аэропорт искать его среди пленных. Прошли ворота, идём дальше всё прямо по дороге и вышли на лётное поле. Там раньше, ещё в период подготовки города к обороне, был вырыт длинный противотанковый ров. Мы издали увидели, что он весь заполнен нашими пленными солдатами. Поверху ходят часовые-немцы. Мы, не останавливаясь, идём. Трясёмся, но идём! Когда подошли ближе ко рву, один из охранников резко окликнул нас: «Halt! (Стой!)», а потом сам подошёл к нам. До войны в школе я учила немецкий язык, даже успевала в основном на «хорошо», а тут все слова как-будто слепились в один ком. Ни одного вспомнить не могу. И вдруг я ему выдала: «Anna und Marta baden! (Анна и Марта купаются!)» Немец тянет рот в улыбке, а у меня в голове словно что-то включилось. Я ему и говорю:»Там Vater (отец!)». И показываю рукой вниз на наших. Конвоир командует: «Komm!» Я иду, а Зина остаётся. Спускаемся в ров и идём между пленными. Я иду впереди, за мной немец с автоматом. Передо мной все наши расступаются и голодными глазами смотрят на мой узелок. А у меня в голове, как гвоздь, сидит одна мысль, как узнать «папу»?! Идём, идём, и вот ров уже уже заканчивается... Германский солдат начал ругаться и спрашивать меня: «Wo ist der Vater? (Где отец?)“. Стало совсем страшно. Но я виду не подаю. И вдруг дядя Лёня сам назвал себя, а я кинулась к нему на шею с криком: «Vater! Vater!“ И случилось чудо. Его отпустили с нами! Забегая вперёд, скажу: он остался жив, хотя и пришлось ему хлебнуть лиха, смывать позор плена кровью, доказывать свою преданность Родине в штрафбате. Потом уже, после войны, где-то в 1956 году он нашёл меня и горячо благодарил за своё спасение.

На нашей улице Бехтерева в доме Рагозкиных стоял какой-то немецкий штаб. Тут же недалеко была кухня. Немцев там всегда было много. У них работали двое наших военнопленных, молодые ребята из студентов. Неплохо говорили по-немецки и всё мечтали о побеге. Они под присмотром носили воду с Волги и кололи дрова. Нам тоже приходилось почти ежедневно ходить на реку за водой. Это прямо по улице Энгельса метров триста, а потом под гору. А гора высокая! Метров сорок-пятьдесят под уклон. Надо спуститься, набрать воды, а потом опять в гору с полными вёдрами. На голодный желудок тащить их нелегко, нет сил. А наверху стоят немцы с пустыми бочками наготове и отнимают у всех, в том числе у женщин и детей, вёдра с водой и выливают в свои. Хохочут – им весело!
Мы с Зиной прятались под горой и ждали, когда они заполнят свои ёмкости и увезут их на лошадях. Обманув их, по-детски радовались своей удаче. Один раз я видела, как на противоположном берегу наши пленные, впряжённые вместо лошади, тащили телегу, на которой стояла большая бочка с водой. Это была сцена из рабовладельческих времён.

В начале ноября 1941 года снег уже надёжно закрыл землю, и начали понемногу набирать силу морозы. Погода стояла ясная. Мы что-то делаем у дома. И вдруг в небе появился наш тупоносенький, краснозвёздный ястребок. Нас охватила тревога. Как он смог прорваться один через линию фронта? Наверное, это был шаг отчаяния. Все немцы выбежали на улицу, начали стрелять из винтовок, пулемётов и зенитной установки, что стояла в соседнем дворе. И кричали. А мы с Валей молили Бога и переживали, как он так один сюда прилетел и что с ним теперь будет? А потом наш ястребок загорелся, лётчик успел выпрыгнуть и висел на парашюте, а фашисты продолжали стрелять в него изо всех видов оружия и ликовали. А мы с братом, сжимая кулачки, плакали. Было это где-то 7-8-го числа на ноябрьские праздники. Удастся ли когда-нибудь узнать имя этого героя-лётчика и увековечить его память?
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Чт Окт 6 21:31:25 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Ноябрь-декабрь 1941 года.
Голод всё больше даёт о себе знать. Жители, попавшие в оккупацию, в большинстве своём заводские и фабричные пролетарии. Ни садов, ни огородов в собственности нет. Магазины давно не работают, купить нечего, и есть тоже. Как выжить? Мама с тётей Верой Комаровой пошли по деревням менять что-то из одежды на картошку. А накануне к нам в дом пришёл немецкий офицер и приказал маме, чтобы она постирала его маскхалат. Мама замочила его в чугуне и ушла. На следующее утро, чуть свет, этот офицер приходит за своей вещью, а на улице в это время стоят его подчинённые в две шеренги, человек 20-30 при оружии и все в белом, а у командира маскхалата нет! Он на нас с братом налетел: «Где маскхалат?». А мы и не знаем. Набежали фрицы полный дом. Искали-искали, потом один заглянул под кухонный стол, а халат там в чугунке мокрый и нестиранный. Офицер к нам: «Где матка?» Глаза злые. «В деревню ушла»,-отвечаем. А потом пригнали четырёх женщин. Они халат тут же отстирали и духовыми утюгами высушили. Вот тогда они разозлились страшно. Ждали и искали маму, а мы с братом по очереди ходили на окраину города и вовремя предупредили её, чтобы шла обратно в деревню. Прошло время, это подразделение сменилось, и всё стихло. Я так думаю, что тогда их боевая группа с большим опозданием вышла в назначенный район или на боевую позицию.

В декабре навалили много снега, и их жандармерия и полицаи стали гонять жителей на расчистку рокадных дорог, которые вели вдоль и в сторону линии фронта. Потом за выполненную работу стали давать буханку эрзац-хлеба. Делалось это с их стороны неорганизованно. Люди толпились вокруг крытой машины, напирали, толкали друг друга. Так что хлеб доставался тем, кто посильнее и понахальнее, а я была тогда небольшая ростом, «метр вместе с бантом», худенькая, так что мне ни разу ничего и не досталось при такой раздаче.

Однажды, когда нас в очередной раз согнали в полицейский участок на Ленинградском шоссе, и народ должен был с лопатами строем выходить из ворот, мы с подругой Шурой решили убежать, так как каждое их насилие вызывало у нас протест. Во дворе полицейского участка стоял туалет, и мы пошли туда. Там у задней стенки были плохо прибитые доски. Мы их отодвинули, пролезли в щель и побежали. Совсем немного прошло времени и жандармы нас спохватились. Слышим треск мотоцикла. Мы спрятались в подвале детсада им. Розы Люксембург (это был угловой дом на улице Революции, в него я ходила уже после смерти папы). В начале войны садик горел. Вот туда мы и нырнули. Слышим, рядом остановился мотоцикл. Два немца между собой быстро лопотали, искали нас, а потом зашли в детсад и автоматной очередью простреляли подвал. Помню, я очень боялась, чтоб они не бросили туда гранату. К тому времени мне уже приходилось видеть, как они делали зачистку домов в деревнях: заходят в дом и приказывают хозяину открыть крышку подпола. Тот открывает, фашисты бросают туда гранату и быстро закрывают. После взрыва хозяину дома командуют:»Открыть!». Всем, кто остался в живых, приказывают выйти.
А тогда мы сидели, прижавшись к стене и уже думали, что наша песенка спета. Немного погодя слышим, затарахтел мотоцикл и они уехали. Ура, мы живы! Так ещё просидели пока не стемнело, а потом, хорошо зная эти места, добрались до дома.

В том же декабре месяце произошёл ещё такой случай.
Трое немцев сидели в нашем доме в большой комнате за столом и пили шнапс. На комод поставили новенький патефон и крутили «трофейные», то есть наши пластинки. Особенно им нравилась одна бравурная песня, где были такие слова:»Бей, винтовка, метко, ловко, без пощады по врагу. Я тебе, моя винтовка, острой саблей помогу!». Последние три слова этого припева, видимо, кто-то им перевёл. Они вызывали у них весёлое оживление. В их понимании боевая летопись конников с саблями из Первой мировой в этой войне была уже анахронизмом.
Всё это происходило во время обеда.
Вдруг открывается входная дверь и в комнату заходит женщина лет под сорок. Успеваю заметить, что на ней из добротного материала чёрное пальто. Она останавливается на почтительном расстоянии от стола и просит по-немецки: «Geben Sie mir bitte das Brot, die Suppe! Ich habe drei kleine Kinder. (Дайте мне, пожалуйста,хлеба, супа! У меня трое маленьких детей.)». Немцы разом прекратили жевать и уставились на неё. Вдруг один вскакивает и, показывая на неё пальцем, кричит:“Jude! (Еврейка!)“. Женщина разворачивается и бежать! А я за ней, за мной немец и мой брат Валя. Она сбегает со второго этажа и не попадает в калитку, а сворачивает к нашему сараю, я – следом. Что есть силы она дёргает за ручку, но дверь в сарай закрыта и она понимает, что попала в западню. На последней секунде поворачивается ко мне лицом. Перед собой я вижу только её глаза, расширенные чёрные зрачки. В них мольба и ужас! Тогда я загораживаю её и, не помня себя, кричу: «Не дам убивать!». Она старается спрятаться за меня, крепко держит меня за талию. А мой брат совсем ещё мальчик, ему только исполнилось 13 лет, бросается к немцу в ноги, хватает его за сапоги и тоже просит её пощадить. Фашист вскидывает пистолет, направляет его на меня и командует, чтобы я отошла. А я нет, не ухожу, тогда он пинком отбросил Валю в сугроб, зло выругался на нас и ушёл. А женщина-еврейка тут же убежала. Как сложилась её дальнейшая судьба, я не знаю, так как больше никогда мне не пришлось её видеть. С того времени прошло уже много лет, но я до сих пор не могу объяснить, почему этот гитлеровец тогда меня не застрелил? Может быть, он сугубо по-солдатски оценил мой поступок? Другой версии у меня нет. И, более того, потом, некоторое время спустя, когда мы сильно страдали от голода и стали похожи на доходяг, он несколько раз приносил нам стреляных ворон.

Два фото из книги Л.А.Свирчевской:

Дом в Ржеве (1945 г.) и фото Л.А.Свирчевской (1948 г.)
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Спонсор
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Пт Окт 7 20:35:02 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

1942 год, январь.
Первая попытка нашей армии освободить город


После успешного наступления наших войск под Москвой, начавшегося, как известно, в первых числах декабря, гитлеровцы уже 4-5 января, отступая, докатились до Ржева. Морозы стояли необыкновенно сильные, больше 40 градусов. Казалось, сама природа и сам Господь встали на защиту многострадальной Родины от фашистского нашествия. Когда положение на фронте стало для оккупантов совсем угрожающим, запомнилось как они занервничали, засуетились в своих тонких суконных шинелях и пилотках. Техника от мороза не заводилась, и они таскали её на буксирах. Видно было, что к такому развитию событий войска фюрера совсем не были готовы. У нас, попавших в оккупацию жителей, тогда сложилось впечатление, что немцы собираются поспешно покинуть город. Затеплилась маленькая надежда на то, что уже совсем скоро нас освободят. В подтверждение этому с западной стороны иногда слышалась приглушённая артиллерийская канонада. Фронт с каждым днём приближался. Однажды был морозный январский день, и мы увидели большое количество немецких бомбардировщиков, которые волнами накатывали в ту сторону, чтобы сбросить на наших бойцов смертоносный груз. Очень скоро мы услышали далёкие, глухие разрывы авиабомб. А наших самолётов в те дни в небе над городом не было видно. Оставалось только догадываться, в каких неимоверно трудных условиях сражаются наши отважные пехотинцы. Мама вставала на колени и молилась: «Господи, защити воинство наше!» Слёзно просила и за своего сына-солдата, нашего старшего брата Анатолия, который в это время тоже должен был быть где-то на передовой. Мысль о том, что он может быть убит или попал в плен, мы гнали прочь. После трёх дней ожесточённых боёв вернулись немцы уже без признаков паники, самодовольные, чистили оружие и говорили: «Drei russische Divisionen kaputt! (Три русские дивизии уничтожены!)». Мы слушали их похвальбы и не верили, что это так. Потом узнали, что только авиация спасла их положение.

С середины января бои уже идут вокруг города. Германцы привозят замёрзшие трупы своих солдат во двор. Всё – обувь, сумки убитых – складывают в нашу баню. В нашем доме распоряжаются как хозяева. Чтобы согреться после улицы, постоянно топят печку, не закрывая трубу. Если возникает проблема с дровами, они решают её просто – рубят в нашем саду тридцатилетние яблони, которые сажал мой дед Демьянов Яков Степанович ещё до революции. Занимается истопным делом солдат по имени Людвиг. Он родом откуда-то из Баварии, до призыва в вермахт был лесником. Высоченного под два метра роста, рыжеволосый и, как сельский житель, несколько простодушный. У него с собой имелась свадебная фотография. На фото он со своей невестой, которая под стать ему такая же каланча широкой кости, с простоватым лицом. Она под фатой, которая смотрится на ней, как на телеграфном столбе абажур. Фрицы, когда выпьют, подтрунивая над ним, просили: «Людвиг, покажи свою фрау!». Он достанет снимок и показывает. А они: «Oh, gut! Gut!». И одобрительно кивают головами. Только он выйдет за дверь за дровами, начинают громко смеяться. И так повторялось несколько раз.

А нам было не до смеха. С каждым прожитым днём для горожан всё реальней становилась медленная и мучительная смерть от голода. Вот и мы находимся на грани жизни и смерти. Мы – это мама, я и Валя. Решили идти на фабрику Ральфа. Там, говорят, есть кладбище немецких лошадей, погибших от сапа. Мороз доходил до 40 градусов, с пронизывающим до костей ветром. Мы бредём, заколоневшие, как во сне.
Из под снега торчат какие-то заветренные остовы лошадей, вокруг них копошатся чуть живые люди. Мы подошли к останкам. Около них копошится человек в очках. Я в нём узнала директора 8-ой средней школы Евгения Степановича Гаврилова. Вся наша школа очень его любила и уважала, а его отец был директором 5-ой образцовой школы. Но когда человек голодный, у него и мысли только о еде. Нам тогда досталась голова, и мы две ночи варили её. Варево издавало ужасный запах, но мы тогда и этому были рады, как спасению.
В городе шли слухи, что на рынке продают холодец из человечины. В нашем доме умерло от болезней и голода 12 человек. В их числе две учительницы из Ленинграда, которых привела из пострадавшего от пожара дома тётя Фаля. Это были две сестры, уже в годах, они приехали к своей старшей сестре во Ржев на лето погостить. А тут война! Дом сестры сгорел. И вот они с нами. Поставили им внизу на первом этаже в маленькой комнатке две кровати. Менять из одежды им было нечего, выходить на улицу, где много немцев, опасно. Они легли, накрылись тряпьём, да так и не сдвинулись с места, пока не умерли друг за другом от голода. Так получилось, что здесь на ржевской земле вдали от родного дома эти несчастные женщины нашли свой последний приют.

Ещё жила у нас в это время дальняя родственница Сафронова, тоже умерла от истощения. У мамы опухли ноги, и она голодная целыми днями сидела у окна в маленькой холодной комнатке. Напротив её был умывальник, рядом полочка, а на ней лежал комочек высохшей мочалки. Она нам рассказывала, что вот так сидела она и смотрела в сторону умывальника. И вдруг ей кажется, что это не мочалка, а кусочек засохшего чёрного хлеба. Она с трудом встаёт, берёт в руки этот высохший комочек. Нет, не хлеб! Садится на своё место и опять смотрит на полочку. Проходит некоторое время, и ей снова начинает казаться, что это корочка хлеба. Опять с трудом встаёт, медленно переставляя ноги идёт, берёт в ладонь, нюхает. Нет, опять не хлеб! И так повторяется несколько раз.
Мы с Валей вернулись вечером и принесли немного картофельных очисток, отварили и мама поела. Хватило только ей одной. Я сказала, что мы уже покушали.
Голод усиливается. В городе съели всех кошек, собак, даже нет ни крыс, ни мышей. Трупы зарывают в огородах из-за артобстрелов. Погиб сосед Вовка Магера. Его кишки висели на проводах. Погибла моя школьная подруга Надя Савельева. Осколок попал в печень и вылетел со спины. Уже с января месяца город регулярно обстреливают из дальнобойных орудий наши войска.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Сб Окт 8 21:28:47 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

На Советской площади висят трупы молодых ребят-подпольщиков. В условиях массового террора они нашли в себе силы подавить страх и встали на защиту своей поруганной Родины, заплатив за это собственными жизнями. Для устрашения гражданского населения фашисты долго не позволяли их хоронить.
На другой улице они расстреляли 12 мальчишек, старшему из них было не больше 14-ти лет. Пацаны добывали себе еду тем, что воровали с их машин почтовые посылки.
Кругом расклеены немецкие приказы, в которых новоявленные хозяева за малейшее ослушание грозят смертным приговором. Установлен комендантский час. В брошенных домах оккупанты не живут. Видимо, боятся партизан и подпольщиков.

К этому времени относится ещё такой мрачный эпизод.
Как-то днём к нам зашёл молодой офицер эсесовец и приказал, чтобы мы ему постирали бельё. В это время дома была тётя Фаля. И она без лишних слов (куда деваться?) взялась за это дело. На другой день, к назначенному времени вернула ему постиранное, а сама поспешила к больной сестре, которая жила недалеко от нас на улице Володарского. Тогда, пользуясь её отсутствием, этот фашист вместе со своим подчинённым солдатом вскрыли её комнату и начали всё в ней обшаривать. А мы с братом Валей смотрели за ними в замочную скважину стараясь понять, что же они там ищут? Видимо, по неосторожности, мы чем-то себя выдали. Они догадались, что мы за ними подсматривали, и это им не понравилось. И тогда они вышли из комнаты. Офицер неожиданно грубо схватил меня за руку выше локтя и подвёл к письменному столу, что был тут же рядом. Потом из нагрудного кармана достал фотографию, ткнул в её пальцем и с металлом в голосе сказал, что так поступают «deutsche Soldaten» (немецкие солдаты) с партизанами. Я посмотрела на фотографию и ужаснулась: столб, а на его поперечной перекладине, там где крепятся изоляторы, повешена русская девушка, совсем юная, в серой кофточке, в юбке, с короткой стрижкой, на ногах валенки. А внизу у столба стоял этот же эсэсовец с велосипедом и самодовольно улыбался. Потом фашист перевернул фото и я успела прочитать «Stadt Stariza. Dezember 1941» (город Старица, декабрь 1941 г.). Свою акцию устрашения он закончил вопросом: «Hast du alles verstanden?» (Ты всё поняла?). Я, стараясь скрыть вспыхнувшую к нему ненависть, молча утвердительно кивнула головой. И они, громко разговаривая между собой, удалились, грохоча кованными сапогами по нашей деревянной лестнице.

Февраль 1942 года.
Зима не на шутку разгулялась, запуржила, наметая на дорогах огромные сугробы. В ясные дни морозы ещё давили под 30 градусов. Жителей города, из числа тех, кто ещё мог двигаться, под дулами винтовок фашисты и полицаи гоняют на расчистку дорог.

Мы угрюмо бредём в колонну по четыре. Обжигающий ветер дует прямо в лицо и вид наш, как у идущих на каторгу, ужасен.
Фронт всё ближе, иногда слышны отдельные разрывы снарядов, треск пулемётов, который то стихает, то вновь возобнавляется.
И так мы идём. Потом звучит команда «Halt!» (Стой!). Дальше хода нет. Колонна остановилась. Нам всем меряют по 4-5 метров в длину и примерно 1 метр в высоту. Для малолеток снисхождений по норме не делают, отмеряют как взрослым. Нехотя начали работать. И вдруг слышим усиленную динамиками русскую речь. Она доносилась со стороны переднего края, видимо, из нашей агитпередвижки. До нас долетают слова:»Жители города Ржева, держитесь! Уже совсем скоро Красная Армия освободит вас! Делайте всё, чтобы земля горела под ногами фашистов!»
Мы ещё чётче понимаем, что под страхом смерти немцы заставляют нас работать на себя. От обиды и бессилия на глаза невольно навёртываются слёзы. И вот, находясь в таком напряжённом эмоциональном состоянии, видимо, ещё проявилась и моя горячая кавказская кровь, я решаюсь на побег. И когда конвоир ушёл в конец нашей группы, я побежала на звук громкоговорителя.
В школе перед самой войной мы начали изучать винтовку Мосина. Я почему-то подумала, что если пробегу метров 300-400 незамеченной, то дальше в меня будет очень трудно попасть. Зайдя за сугроб, пригнувшись, я побежала в сторону переднего края. Сколько метров удалось так пробежать, не знаю, но, когда я подняла голову, то увидела сбоку изгиб дороги, который вдавался в сторону фронта, поняла, что я нахожусь достаточно близко к другому конвоиру. После этого и минуты не прошло, как рядом со мной то справа, то слева зловеще зашипели в снегу пули. Что делать?
Я подняла руки вверх и побрела обратно. Шла и не было уже никаких сомнений, что меня тут же на месте расстреляют. Да и конвоир уже ждал. И когда я поравнялась с ним, он сильно поддал сапогом мне под зад, я пролетела метров пять и упала на руки в снег лицом вниз. Пока я вставала, он подходил и опять поддавал, и так повторялось несколько раз. Потом все, кто выполнил норму, пошли домой, а меня этот фашист поставил к сугробу дочищать. Работать я уже не могла. Руки от снега и мороза окоченели, всё болело. В душе у меня была пустота и полное безразличие к своей судьбе. Видя моё состояние, охранник, громко ругаясь по-своему, погнал меня обратно в город.
Пришла я домой, когда на улице уже начало темнеть, совсем окоченевшая, даже разговаривать не могла. Мама меня расспрашивала и утешала, а я только громко плакала от обиды и боли.

В конце февраля как-то вечером вся наша семья собралась на кухне. При свете коптилки мы варили в большом баке конскую ногу. Подкову, как ни старались, не могли снять, поэтому варили вместе с ней. Закончив эту процедуру, начали разделывать, отделять мясо от костей.
Слышим стук в дверь. Потом дверь открывается и заходит немецкий солдат. Смотрю, вроде бы пехотинец, замёрзший и, как оказалось, очень голодный. Одет в свою лёгкую суконную шинель. Проходит на кухню, ставит винтовку в угол и подсаживается к нам за стол. Мама в нерешительности пододвинула к нему миску с мясом и костями. И вдруг он жадно начал есть эту варёную вонючую конину. Для нас это было удивительно! Почему от такой голодный?! А в это время в большой комнате, что напротив, другие немцы-тыловики, что разместились в нашем доме, сидят за обильно обставленным закусками столом, «дринкают» шнапс и смачно закусывают.
Мама осторожно боком вошла к ним в комнату и говорит: «Смотрите, ваш камрад (так немцы, равные по званию, называли друг друга) голодный, хочет «эссен» и показывает рукой, как будто подносит ложку ко рту. Один фриц, что сидел у ближнего края стола, такой толстомордый, повернулся и пристально посмотрел на этого солдата, на его погоны, петлицы, эмблемы, а потом говорит:»Dieser Soldat ist nicht aus unserer Division» (Этот солдат не из нашей части!). И как ни в чём не бывало, они продолжали свою сытую трапезу.
А пехотинец так и остался сидеть за нашим столом. Потом сказал нам, и мы его поняли, что он из рабочих и призван по мобилизации, а дома остались «drei kleine Kinder» (трое маленьких детей) и есть какое-то страшное предчувствие, что сегодня ему будет «kaputt», то есть его убьют. И правда, у германца был вид обречённого на смерть. Когда он ушёл, мы обнаружили, что он оставил нам свою маслёнку, в которой было граммов сто маргарина. За это мы были очень благодарны.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Maria
Мэтр
Мэтр
Репутация: 44

Пол: Пол:Жен
Гороскоп: Весы
Китайский: Тигр
Зарегистрирован: 05.03.2006
Сообщения: 8165

Награды: 1 (Детали)
Золотая медаль (Сумма: 1)



СообщениеДобавлено: Вс Окт 9 14:14:01 2011    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Бывает же такое...

Когда мы уже перестали надеяться выжить в этих адских условиях, нам, наконец, повезло. К нам на постой определились три немца: фельдфебель по имени Германн и с ним два солдата-почтовика, один Вилли, другой Карл. Фельдфебелю лет под сорок, а солдатам где-то по 22-24 года, не больше. Все берлинцы, окончили институт иностранных языков. Знали русский и другие иностранные языки, одним словом – интеллигенты, как говорится, до мозга костей. Их старший камрад «не дурак был и выпить», по ночам часто куда-то исчезал. Над своей кроватью он повесил картину «Сикстинская мадонна». К нашему удивлению, они нас никуда из комнаты не прогнали, даже разрешили спать на наших кроватях. Фельдфебелю принесли откуда-то добротную железную кровать, а солдаты устроились спать на полу. Когда они первый раз пришли к нам, мама обзывала их по-разному, говорила:»Одни черти уехали, а этих принесло на нашу голову!» Один солдат только посмотрел на неё строго и ответил:»В том, что идёт война, мы не виноваты. А здесь находимся потому, что выполняем свой солдатский долг». Забегая вперёд, скажу, что до самого последнего дня своего пребывания в нашем доме они относились к нам по-человечески. Чере две, а может, три недели со дня их прибытия, произошёл случай, который по истечению многих лет я вспоминаю с улыбкой.

Помню, был серый мартовский день. Я сидела у окна и латала своё старое пальтишко. После полудня заходит к нам в дом незнакомая гостья, симпатичная девушка лет двадцати, двадцати двух. Что-то спросила у мамы, но вопроса я не расслышала. Очень приметная, одета со вкусом. На ней чёрный берет, серое пальто в талию и такого же цвета туфельки на каблучках. Сказала, что идёт к тёте, которая живёт рядом в доме Родзевич в квартире на втором этаже. Я знала, что дом этот давно уже пустует, и никто там не живёт, но промолчала, решила посмотреть, как дальше будут развиваться события. Из той троицы немцев, что у нас поселились дома, в это время был только один почтовик Вилли. Он сидел и что-то отмечал в своих бумагах. Конечно, он не мог не обратить на неё внимания, и у них завязался разговор, невольной свидетельницей которого я стала. В ходе разговора возник спор. Галина, так звали нашу незнакомку, безапелляционно утверждала, что у красноармейцев форма красивее и особенно ей нравится, как сидят у наших офицеров на ногах сапоги. Воспроизвожу дословно, как она сказала:»В обтяжечку». Немец сидит, ей внимает, наматывает на ус. Когда начали прощаться, он сказал, что не могут же они так расстаться и назначил ей свидание, а Галя ему и говорит:»Приходите сегодня к нам вечером в гости, дом рядом, я буду у тёти.» Легко повернулась на каблучках и ушла. А Вилли, не теряя времени, начал готовиться к свиданию с русской красавицей. В первую очередь он решил изменить покрой немецких сапог, то есть из широких голенищ раструбом сделать узкие, как говорила русская «фройляйн» - «в обтяжечку». Для этой процедуры он взял котелок фельфебеля Германна, налил туда воды и поставил его на походную солдатскую плитку. Поджёг сухие спитровые таблетки. Настроение у него было превосходное, занимаясь этим новым делом, он мурлыкал себе под нос арию из оперы «Кармэн». Когда вода закипела, сунул в котелок голенище, немного его покипятил, а потом проделал такую же процедуру с другим сапогом. Когда голенища немного остыли, Вилли натянул сапоги на ноги. Теперь сапоги сидели, как влитые! Он начистил их до блеска, покрасовался перед зеркалом и к назначенному часу пошёл на свидание. Вернулся минут через 15-20 страшно злой. Кричал, что в доме никто не живёт, а эта Галя русская партизанка.
Но самый большой сюрприз был для него ещё впереди. К этому времени голенища уже так обтянули икры ног, что он морщился от боли. Мы с братом хотели ему помочь и пытались стянуть с него сапоги слабыми детскими руками, но где там! Положение спас его боевой камрад Карл, который, выполнив свои служебные обязанности, вовремя вернулся домой. Искренне посочувствовав другу, и он попытался снять с него сапоги, тянул изо всех сил, но они словно приросли, сидели так, как будто он в них родился. Морщась уже от мучительной боли, Вилли скомандовал ему: »Abschneiden!», то есть «Обрезай!». Сапоги, где-то 47-го размера, сшитые по спецзаказу его отца, шоколадного фабриканта, с помощью острого ножа легко превратились в опорки. Что и говорить. Сначала немец горевал и ругал на чём свет стоит русскую партизанку, но через некоторое время успокоился, не зная куда пристроить эти опорки, он уже хохотал вместе с другими до слёз.

Забегая несколько вперёд, скажу, что после войны где-то уже в конце 1945 года я случайно встретила на улице Ржева свою довоенную пионервожатую Нину Шмелёву. Она была на несколько лет старше меня и в годы оккупации, как выяснилось, партизанила в ржевских и смоленских лесах. Я ей рассказала этот эпизод, подробно описав внешний портрет этой отчаянной смелой девушки Гали. И она мне сказала, что очень похожая по описанию девушка, тоже по имени Галя, была подпольщицей и некоторое время выполняла обязанности связной с их партизанским отрядом.

Вернёмся теперь вновь к событиям марта 1942 года.
Старший по званию фельфебель Германн установил такой распорядок. В 5 часов утра он вставал, умывался и, не торопясь, выпивал чашечку горячего крепкого кофе. Затем будил брата Валю, и у них начиналась «творческая» работа. Они брали каждый по отдельной посылке из числа тех, что ещё вчера были отсортированы по спискам безвозвратных потерь и, поднося к уху, медленно переворачивали или трясли их, не упустив мгновения слушали, в какой булькнет. Всё было так просто: где булькнет, там есть шнапс! У брата был острый слух, и он почти безошибочно находил такие посылки с сюрпризом, за что всякий раз получал поощрение в виде какого-нибудь лакомства или еды.

Шли дни. Как-то раз, кажется, у Карла было какое-то торжество. Немцы пригласили и нас. Усадили за общий стол, налили по хорошей порции их густого супа, достали кое-что из своих запасов. Общение было свободным, как я писала ранее. Они все очень хорошо владели русским. Потом по ходу разговора они преподали нам урок антропологии. Глядя на мою маму, они с полной определённостью подтвердили, что она ярко выраженный представитель славянской (русской) нации. Мы посмеялись. В этом и раньше никто не сомневался. Она у нас была круглолицая, с добрыми, небесного цвета глазами, носик с полочкой (это её выражение), девичья фамилия Морозова. Куда уж ещё руссистей? Мало того, она свою родословную знала на десять колен назад. Предки её были новгородцы, которые бежали с родных мест за Онегу сначала от татаро-монгол, а потом и от опричников Ивана Грозного. Там среди карельского и финского люда сумели сохранить свои обычаи и веру. Брат мой был очень похож на маму, поэтому с ним тоже вопросов не возникало.

Другое дело – я. Здесь что-то явно не сходилось в их расовой теории. Откуда им было знать, что я похожа на своего папу и на его младшую сестру Таисию? Из всей родни у нас троих более выразительно проявилась кавказская кровь, т.е. мы пошли в породу Петровских. А вот старшая их сестра Демьянова Миропия Яковлевна унаследовала отцовские, т.е. Демьяновские корни. (Кстати, в краеведческом музее находится фотография выпускниц Ржевского Епархиального училища вместе с преподавателями. На ней есть и моя тётя Миропия.)
Пути Господни неисповедимы. Так получилось, что мою прабабушку привезли в 20-х годах XIX. столетия с Кавказа как пленницу, заложницей-аманаткой.
В то время царская Россия уже не один год вела тяжёлую войну с горскими народами Кавказа, и русские военачальники искали пути, чтобы замирить их непокорных князей и узденей (родовитую знать). Вот так и появилась в верховьях Волги (село Знаменское) в имении генерала Петра Петровича Есипова черкесская девочка, моя будущая прабабушка.
(В музее Медведевской средней школы Ржевского района хранится исторический очерк «Иже на Медведех». Написал его заслуженный учитель Онуфриев Василий Онуфриевич, коренной житель этого села. В нём он и рассказывает о кавказской пленнице, положившей начало «медведевскому» роду Петровских. Моя бабушка Мария была её дочерью и родной сестрой упомянутых там братьев Михаила и Алексея.)

Возьмусь предположить, что большинство немецких солдат, не говоря уже об офицерах, были обучены этому нацистскому ремеслу: по строению черепа, по форме носа, по разрезу глаз, цвету волос определять расовую принадлежность. Возможно, что в армии читался по этой теме краткий курс. Не исключено, что на это начинали натаскивать ещё в школе или в молодёжной организации «гитлерюгенд». Поэтому на оккупированных ими территориях население невольно проходило через такой всевидящий фильтр.

Шло время, и так мы прожили трудный весенний месяц март. Эти миролюбивые немцы – фельдъегеря с нами попрощались и уехали. Видимо, их часть передислоцировали на другой участок фронта. Потекли серые, тревожные будни, но весна берёт своё! Сугробы синеют, тяжелеют, и вот уже месяц март подготовил реки в дальний поход.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение     
Спонсор
Показать сообщения:   
Начать новую тему   Ответить на тему    вывод темы на печать    Список форумов Городской интернет-портал Ржев -> Книги о Ржеве Часовой пояс: GMT + 4
На страницу 1, 2, 3  След.
Страница 1 из 3

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
Вы не можете вкладывать файлы
Вы не можете скачивать файлы


Текстовая версия
Powered by phpBB © 2001, 2006 phpBB Group
Adapted for RUNCMS by SVL © 2006 module info


  
ВВЕРХ RZEV.ru © 2005 Городской интернет-портал Ржева ВВЕРХ
Rambler's Top100 Яндекс цитирования Power by AMD © rzev.ru RunCms.Org
- Генерация страницы: 0.53 секунд | 67 Запросов | 69 Файлов: 911.23 КБ | HTML: 161.18 КБ -