Во Ржеве, а не в Твери

В силу институциональных особенностей устройства пространства российских регионов, всякий субъект федерации - в массовом сознании - это, прежде всего, его центр. Конечно, можно изучать интересные случаи "отрыва" центров от регионов (например, не исключена "разнесенность" на ментальной карте Уфы и Башкирии), можно говорить о так называемых "вторых городах" - но ведь все это будут истории о феноменах, об особых реальностях, которые только доказывают правило.

Тверская область, пожалуй, одна из наиболее близких к Москве "незасвеченных" областей. Там и губернатора сменили "тихо", и никакие крупные политики туда не приезжали, Президент не открывал там никакой новый завод, и паводки вроде бы обошли Тверскую область стороной - и прочая, и прочая. С другой стороны, Тверь нельзя считать вовсе неизвестной - эдакой terra incognita в паре сотен километров от Москвы. Тверь на слуху - начиная от Тверского княжества и заканчивая пивом "Афанасий" - но всегда не в первом ряду. Тверь есть - и это чуть ли не все, что о ней известно. Это в большей или меньшей степени относится ко многим центральным областям, парадокс положения которых на ментальной карте обывателя как раз и сводится к тому, что их известность не информативна.

…Вспышка гепатита во Ржеве создала неординарный гуманитарно-географический прецедент: Тверская область оказалась на первых полосах, причем - благодаря одному из ее районных центров.

Ржев в области, действительно, второй после Твери город по численности населения. Впрочем, он значительно уступает областному центру (60 тысяч жителей против четырехсот) - а по ряду экономических показателей и некоторым другим городам (Кимры, Торжок).

Появление на ментальной карте яркой пульсирующей точки Ржева резко трансформировало первую, сделав в массовом сознании Ржев наиболее значимым местом области. Даже странно - хотя это никого не насторожило - мне так и не удалось "поймать" ни в каких новостных сводках сообщений об официальной реакции Твери, а не Москвы.

Специфика информационного вакуума при номинальной репрезентативности, характерная для пространственных представлений о Тверской области, вдруг превратилась в толчок к повышению значимости города. На наш взгляд, "отрицательная" окраска ментально-географического поля в данном случае не столь существенна, сколь значим сам факт "засвеченности" Ржева.

Доказать эту вспышку "засвеченности" можно другим любопытным фактом, явно указывающим на трансформации пространств представлений.

Это все где-то рядом...

Когда появились первые сообщения о железнодорожной катастрофе в Тверской области, "привязка" событий была весьма неординарной: около Ржева.

Поезд сошел с рельс на железнодорожной магистрали Москва-Великие Луки-Рига менее, чем в 20 км ото Ржева, однако на территории Зубцовского района, всего в нескольких километрах от маленького старинного города Зубцова.

Странно не то, что вспомнили обо Ржеве, но то, что не заметили Зубцова. Обращает на себя внимание то, что это "произошло" не просто в Тверской области, а около Ржева.

Ржев стал важным маркером на ментальной карте. Маркером - очень ярко отрицательно окрашенным. Это, кстати, не самый распространенный случай среди районных центров (не "вторых городов"), когда их известность по тем или иным параметрам "перевешивает" и выделяется на общеобластном фоне. Лежащий на поверхности аналог - Буденновск в Ставропольском крае. Примерами же "засвеченности" с положительной окраской могут служить некоторые туристские центры пресловутого "Золотого кольца".

…Ржев при этом остался частью Тверской области (речь, конечно, о пространстве представлений), но, кажется, не смог "окрасить" ее всю. Гуманитарно-географическое пространство области – аморфное. Оно не принимает никаких оценок и образов, не желает получить никакого "ярлыка"… Кажется, что речь тут даже не в отрицательности формируемого имиджа...

Вакуум аспатиальности или точка роста?

Известность, полученная Ржевом после произошедшей тут череды катастроф, специфична еще и ее наполнением - информативностью. Появляются уточненные данные, "неизвестные подробности", версии и гипотезы - но нет никакого фона. Ничего нет о самом Ржеве - как будто это точка на карте, не имеющая никаких размерностей, не несущая в себе никакой информации. Точка, которую можно на какое-то время наполнить актуальной информацией - и не более того.

Уже отмечалась неточность многих информационных сюжетов о ржевской трагедии. Еще более показательно - отсутствие побочной, "проходной" информации. Это выливается в весьма красноречивые казусы. Например, все говорят об опасности для системы водоснабжения Москвы в случае попадания загрязненных веществ в Волгу - а тем временем, одним из крупнейших источников питьевой воды для столицы является не Волга, а, собственно, сама Вазуза, на берегу которой произошла катастрофа. При этом, по счастливой случайности, железная дорога пересекает реку… в нескольких километрах (!) ниже по течению от Вазузского водохранилища.

Почему-то не прозвучали никакие намеки на прежнюю известность Ржева и Вазузы. А ведь здесь мог возникнуть и А.Твардовский ("Я убит подо Ржевом"), и популярно-географическое народное предание о "сестрах" Вазузе и Волге, "соревновавшихся" друг с другом и потому на длительном протяжении текущих почти параллельно...

В этой связи можно все отнести на счет гипотетической российской аспатиальности - своего рода "безразличию" российского пространства к внутренним различиям, намеренной их незамеченности1. И - найти в истории со Ржевом лишний пример тому, как место (или сами ржевитяне?) не принимает известности, отторгает ее, не желает наполняться смыслом...

А можно - говорить о потенциальной возможности формирования нового - и, видимо, уже на этот раз положительного имиджа города на базе не нагруженной базовой информацией ситуационной известности.

Таким образом, преобразования, произошедшие с ментальной картой Тверской области, могут послужить означающими для новых пространственных мифов. Правда, пока что - не послужили…

События вокруг Ржева не создали никакого яркого географического образа, не создали специфической реальности, особого мира на карте пространственных представлений. Как это ни странно, катастрофы создали только известность, но не обогатили ее никакой дополнительной информацией.

Если говорить о последствиях такой гуманитарно-географической "вспышки" - то здесь возможно два варианта развития "событий". Ситуационная известность, возникшая у Ржева после истории с гепатитом, как мы показали, сформировала цепную реакцию и была "привязана" к крушению цистерн товарного поезда в соседнем районе. Тем не менее, вся эта известность - в смысловом, а не ситуационном плане наполнения - пуста. Значит, в скором времени, как говорится, страсти поулягутся - а вместе с ними, исчезнет и известность Ржева, его нынешнее значительное место на ментальной карте.

Второй вариант - поддержание особого места города в пространственных представлениях обывателя. Это, безусловно, не должно быть связано только с чередой катастроф - известность Ржева должна получить новое осмысление и новое наполнение. Если таковое возникнет - то можно будет говорить о сохранении особого места Ржева на ментальной карте Тверской области на продолжительное время.

Примечания:

1 См. об аспатиальности: Смирнягин Л.В. Территориальная морфология российского общества как отражение регионального чувства в русской культуре // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России: Материалы семинара (Тверь, 5-7 марта 1999 г.) / Под ред. М.В. Ильина, И.М. Бусыгиной. М.: МОНФ; ИЦНиЦП, 1999. С. 108-115.

 

Оригинал статьи здесь