«... Главное состоит в том, что в начале ноября нам удалось своевременно установить сосредоточение ударных группировок противника на флангах нашего фронта обороны. В результате было правильно определено направление главных ударов врага»
(Г.К.Жуков)
К началу ноября 1941 года Калининский фронт решил главные задачи: не допустил прорыва немцев на Торжок и Вышний Волочёк и обхода ими Москвы с северо-запада. Фашисты выдохлись и здесь пока не предпринимали особых усилий по прорыву нашей обороны, но отдельные попытки нащупать слабые места имели место: 2 и 3 ноября противник ударил в стык 29-й и 31-й армий, намереваясь прорваться к Медному, перерезать Ленинградское шоссе и захватить плацдарм на северном берегу Тверцы. Но это им не удалось, части Красной Армии держались, несмотря на превосходство немцев в живой силе и технике. Наши отошли на рубеж реки Тьмы, после чего противник затих.
Как пишет И.С.Конев, 20 октября немцы силами двух дивизий ударили в направлении Селижарова, взяли посёлок и стали наступать на Кувшиново, но были остановлены контрударом войск нашего резерва. На этом фланге Калининского фронта обстановка до конца месяца оставалась относительно спокойной, наши войска занимали рубеж: Селигер – река Большая Коша – река Тьма – северная и восточная окраины Калинина – левый берег Волги до Волжского водохранилища (22-я, 29-я и 31-я армии).
Хуже обстояли дела у 30-й армии, прикрывавшей клинско-солнечногорское направление. Армия была ослаблена в предыдущих боях. 15 ноября немцы начали осуществлять вторую фазу операции «Тайфун» по захвату Москвы, и на Калининском фронте она началась ударом по 30-й армии. Против неё противник бросил, как утверждает Жуков, до 300 танков, которым противостояли 56 наших лёгких танков со слабым вооружением. Оборона 30-й армии не выдержала и быстро была прорвана, немцы пошли на Клин. 17 ноября Ставка передала 30-ю армию в состав Западного фронта (командующий Г.К.Жуков), а её 256-ю стрелковую дивизию – в состав 31-й армии, командование которой решило помочь своему соседу: три её батальона с тремя артиллерийскими дивизионами нанесли удар в направлении деревни Даниловское. На следующий день было отбито Рябеево, но под давлением превосходящих сил немцев эта разведка боем закончилась, и наши отошли на исходные позиции.
Враг тем временем наступал, 5-я стрелковая дивизия вынуждена была отойти на левый берег Волги, на рубеж Поддубье – Оршино – Лисицы – Судимирки, отразив попытки немцев форсировать Волгу. Бои шли у Городни и в других местах.
Впоследствии аналитики упрекали командование Калининского фронта в том, что оно наделало ошибок в управлении войсками, и это явилось причиной неудач по прикрытию московского направления с северо-запада. Конев в своих воспоминаниях делает акцент только на превосходство противника в силе.
21 ноября фон Бок снимает из-под Калинина 41-й мехкорпус, вводит 23-ю пехотную дивизию в бои на клинском направлении. 23 ноября Клин немцами взят. 28 ноября они вышли на канал Москва – Волга и форсировали его у Яхромы. Конев 27-29 ноября предпринял ряд ударов малыми силами, которые не оказали существенного влияния на обстановку. В районе непосредственно у Калинина наши части по-прежнему оказывают упорное сопротивление 9-й армии, но решительных действий обе стороны не предпринимают.
А в Калинине шла тяжёлая жизнь в оккупации. Приказы командования и комендатуры сыпались на головы жителей непрерывно.
«Подростков, задержанных без пропусков, предписывается пороть. Предлагается партизан вешать, а всех, кто заподозрен в связи с ними, или тех, у кого найдено оружие, расстреливать без различия пола и возраста. Казни проводить публично, трупы казнённых не убирать и вывешивать около них устрашающие надписи».
Всему населению разрешалось хождение по городу с 8 до 16 часов, в другое время – расстрел на месте без предупреждения. Бургомистр Ясинский предлагал явиться для регистрации в городскую управу на ул. Красноармейской (ныне Новоторжской), дом 31, специалистам и рабочим.
Переход через Волгу и Тверцу по льду был запрещён – только по мостам. На вокзале открылась баня для русских. На площади Революции статуи Ленина и Сталина были сброшены, в сквере было поставлено множество крестов на могилах захороненных солдат и офицеров вермахта. То же – на площади Ленина, вместо вождя на пьедестале была большая свастика. Бюст К. Маркса у горсада и памятник Пушкину не были тронуты. Водопровод не работал, многие здания сгорели, продуктов у населения не было.
Начиналось формирование в Калининской области партизанских отрядов, руководство партизанской и подпольной борьбой осуществлялось подпольными райкомами и горкомами ВКП (б), успешно действовали Плоскошский, Великолукский городской, Осташковский, Кировский, Луковниковский, Завидовский отряды, отряд Калининского района и другие. 22 ноября в Пено была казнена Лиза Чайкина. Однако широкий масштаб партизанское движение в нашей области получило к лету 1942 года. За октябрь-ноябрь наши войска на Калининском фронте потеряли свыше 50 тысяч убитыми и ранеными, немцы – до 35 тысяч. Военная учёба нам давалась большой кровью.
Maria : Вы историк? Откуда такие широкие познания? Мне нужно подробное описание 29 армии (от ее создания до переформирования в 1-ю танковую, все ее подразделения (роты дивизии и т.д.), места дислоцирований), может подскажете ссылки или выложите материалы. В интернете искал, есть очень мало (можно сказать почти ничего нет) .
«Возрождение военной мощи русских и их зимнее наступление 1941 года останутся одним из самых выдающихся достижений в военной истории» (Алан Кларк, английский историк).
К декабрю 1941 года наступательный прорыв вермахта иссяк. Красная армия, неся огромные потери, выдержала колоссальной силы удар и сжималась как пружина на ближних подступах к Москве.
29 ноября немецкие высшие военачальники Гальдер, Паулюс и Хойзингер пришли в Генштабе к горькому для них заключению: Москву не взять. Войска выдохлись, продвигаться не могут. Боевой дух падал. Резервов нет. Полки, батальоны становились жалкими горстками людей среди полей, покрытых искорёженной техникой, горящими машинами, трупами своих и русских солдат. Немцы уже не думали ни о фюрере, ни о «великом рейхе», а только о том, чтобы уцелеть и выбраться из холодного сумрачного кошмара Подмосковья, из-под Калинина и Тулы...
Идея контрнаступления, как утверждают, зародилась в голове у Жукова, Верховный Главнокомандующий И.В.Сталин 30 ноября её одобрил, и Генштаб взялся за исполнение. Удалось втайне от немецкой разведки сконцентрировать к востоку от столицы свежие дивизии из Сибири, Средней Азии и Урала. Правда, сколачивали их наспех, не было у них опыта ни оборонительных, ни наступательных боёв, что затем сказалось на потерях.
На Калининском фронте у немцкв было превосходство в танках в 3,5 раза, в орудиях и миномётах – в 2,2 раза, и только по численности личного состава мы превосходили врага в 1,5 раза. Заместитель начальника Генштаба А.М.Василевский указал И.С.Коневу на это, а также на выгодное оперативное положение, и 1 декабря Ставка издала директиву на наступательную операцию войск Калининского фронта в составе 5-6 дивизий из района Калинин – Судимирки в направлении Микулино Городище и Тургиново.
Конев не понял замысла и вместо разгрома правого крыла группы армий «Центр» предложил Василевскому одобрить операцию местного значения – взять Калинин. В ответ он получил чёткие разъяснения и настоятельное требование исполнить замысел Ставки.
Началась перегруппировка армий. 31-я армия должна была наступать на фронте Калинин – Лисицы и к 4 декабря выйти к населённым пунктам Неготино, Старый Погост, Козлово, к 7 декабря – к Шоше, в тылы клинской группировки немцев. В ночь с 3 на 4 декабря предписывалось овладеть Большими Перемерками, Власьевом, Гороховом, Старо-Семёновским, обеспечивая переправу через Волгу.
29-я армия должна была с торжокского направления ударить на Даниловское, овладеть Калининым и идти дальше на Тураево. Запоздав на день из-за задержки 262-й стрелковой дивизии, наступление начали 5 декабря, первыми на всём советском фронте.
К утру 5 декабря части 31-й армии начали штурмовать Горохово, Губино, Эммаус, Старую Ведерню, Алексино без поддержки танков. К исходу дня части 119-й и 5-й стрелковых дивизий «оседлали» шоссе Москва-Калинин. Части 29-й армии к 14 часам атаковали немцев по льду через Волгу и вышли на дорогу Красново-Мигалово. 243-я дивизия (командир В.С.Поленов) с ходу не смогла войти в Калинин. Немцы упорно сопротивлялись, 243-я стрелковая дивизия отошла на исходные позиции.
У 31-й армии дела шли не лучше: немцы перебросили подкрепление, и наши с боями оставили Мятлево, Эммаус, Ошурково, а 250-я стрелковая дивизия вообще ушла за Волгу. Нашли виноватых: командира и комиссара 918-го стрелкового полка расстреляли, такая же участь постигла комиссара 916-го стрелкового полка, командира приговорили к 10 годам тюрьмы с понижением в должности и отправили на передовую.
За переправы бои шли весь день 6 декабря. 7 декабря наши отбили Эммаус, 8 декабря вышли на линию железной дороги у Чуприяновки, 9 декабря взяли Кольцово, Кузьминское, перерезали Тургиновское шоссе.
Все попытки 29-й армии взять Калинин были неудачными, однако Гальдер с тревогой отметил в своём дневнике:»В районе восточнее Калинина в наступление перешло 7 дивизий противника. Обстановка здесь по-прежнему напряжённая. Я считаю этот участок фронта самым опасным, так как здесь у нас нет никаких войск во второй линии». Немцы перебросили под Калинин дополнительные силы с московского направления.
Видя безуспешность действий Конева, Ставка приказала ему повернуть часть сил 31-й армии в обход Калинина и помочь 29-й армии взять его. К 12 декабря Калининскому фронту придали дополнительные 359-ю и 375-ю стрелковые дивизии, разгрузившиеся на станции Кулицкая, и всю 39-ю армию на ржевско-старицком направлении.
14 декабря 246-я стрелковая дивизия в очередной раз взяла Красново, однако удара на Даниловское не получилось из-за отставания 252-й стрелковой дивизии на направлении главного удара, а части 31-й армии перерезали Волоколамское шоссе, взяли Бурашево и Старый Погост. У немцев для отступления осталось одно шоссе – на Старицу.
К вечеру 15 декабря немцы подожгли Малые Перемерки, ночью взорвали мосты в Калинине, подожгли многие здания. Бои продолжались и ночью, к 3 часам утра 243-я стрелковая дивизия заняла северную часть города, а к 9 часам утра прорвалась к вокзалу. Почасовые действия наших полков 16 декабря выглядели так (из донесения командования 243-й стрелковой дивизии Коневу):
В 0.45 час. 906-й стрелковый полк достиг Артиллерийского переулка, наступая со стороны бульвара Ногина, в 3.15 час. два его батальона вышли на северный берег Волги; в 7.15 час. полк овладел южной частью бульвара Ногина; в 10.00 час. полк вышел на юго-западную окраину Калинина и к 13.00 час. занял оборону севернее Мамулино.
Батальоны 912-го стрелкового полка к 3.15 час. утра овладели Набережной и Тверецким мостом, к 7.15 час. – набережной Степана Разина и Кооперативным переулком (ныне Тверской проспект), к 8.40 час. полк был уже у вокзала, к 11.00 час. он вышел на южную окраину Калинина и перешёл к обороне.
Батальоны 910-го стрелкового полка в 0.45 час. овладели Третьяковским переулком, деревней Барминовка, к 3.15 час. они ворвались на Дурмановский переулок, овладели мясокомбинатом, к 7.15 час. полк достиг Советской площади, к 9.45 час. вышел на юго-восточную окраину, к железной дороге, и занял оборону.
К 11 часам город был полностью очищен. Какой ценой?
Официальные потери немцев составили в период 5-16 декабря на всём Калининском фронте 7157 солдатов и офицеров. Пленных – 94 человека. Наши потери были большими. Чтобы их сравнить, приводим данные позднего происхождения: под Москвой против 800 тысяч солдат и офицеров вермахта действовали 1б7 млн. Наших. В первые дни наступления Красная армия под Москвой теряла 24 тысячи убитыми и ранеными! За три недели наступления мы потеряли 320 тысяч солдат и офицеров, немцы же – около 170 тысяч. Иными словами, в среднем наши потери были в 2 раза больше...
Бои продолжались. К 19 декабря очищены от оккупантов Медновский и Калининский районы. К 22 декабря части 22-й, 39-й и 29-й армий перешли в наступление из района южнее Торжка в направлении Ржева. Однако Старицу удалось взять лишь к 1 января 1942 года.
А Калинин стал оживать: 26 декабря дали электрический свет, 27-го заработали хлебозавод и баня, а 30-го декабря в Доме офицеров состоялось вручение орденов и медалей бойцам и командирам Красной армии.
Город представлял собой грустное зрелище: все промышленные предприятия разрушены, железнодорожные узлы повреждены, мосты взорваны, в развалинах были драмтеатр, партийные здания, ТЮЗ, кинотеатры, 118 магазинов, 50 школ, 7700 жилых домов. Не работала водопроводная и канализационная сети, трамваи, радио- и телефонная связь. Погибло от рук немцев более 2 тысяч горожан. А впереди было ещё три с половиной года войны...
(Продолжение следует)
Добавлено спустя 27 минут 44 секунды:
1. Таким образом, город Калинин и его население находились в оккупации с 15 октября 1941 года по 16 декабря 1941 года, т.е. почти два месяца.
2. Интересно, сколько неэвакуированного населения осталось "под немцем" в городе Калинине?
3. Из числа этого населения были убиты оккупантами более 2.000 жителей.
4. Город был разрушен, полностью исчезли с лица земли две улицы.
Для сравнения данные об оккупации города Ржева:
1. Оккупация города длилась с 15 октября 1941 года по 3 марта 1943 года, т.е. 17 месяцев.
2. Перед самым приходом германских войск в городе насчитывалось около 20.000 мирных жителей.
3. К 3-му марта в живых остались около 300 жителей, запертых в Покровской старообрядческой церкви.
За период Ржевского сражения 1941-1943 гг. вермахт понёс потери по официальным данным Германии от 300.000 до 450.000 тысяч. Красная армия потеряла сверх 1.000.000 солдат и офицеров, т.е. в двойных-тройных размерах.
4. Город Ржев был почти стёрт с лица земли.
Интересны воспоминания коренного жителя Льва Николаевича Никольского, 14-летним подростком вместе с семьёй проживший время оккупации с октября по декабрь 1941 года в Калинине.
«К осени фронт приближался к городу хоть и медленно, но неумолимо. Ни шатко ни валко продолжалась эвакуация предриятий, ей подлежала и ткацкая «Ворошиловка» (позже в составе хлопчатобумажного комбината). Моя матушка металась в растерянности, но всё же остановились на решении уходить вместе с сестрой Шурой, то есть с «Ворошиловкой». И вот в ясный и тёплый октябрьский день, в воскресенье 12 октября 1941 года, мы с матушкой отправились на Переволоку (ныне – в районе Пролетарки) к тёте Шуре, чтобы обсудить детали звакуации. Мы с Валерием решили не мешать взрослым разговорам, поболтались на берегу Волги, побывали во всех местных щелях и прочих дерево-земляных укрытиях. Скоро нам это надоело, и кому-то из нас пришла дерзская мысль: смотаться в город в кино. Решено – сделано. Мы добрались до «Эрмитажа» (на месте магазина «Техническая книга на Тверском проспекте) и купили билеты на сеанс в 15 или 16 часов. Зрителей в зале было не очень много. Не успел завершиться показ какого-то учебного фильма на военную тематику, как включили свет и всем было предложено быстро освободить помещение и укрыться кому как удастся, ибо в городе объявлена воздушная тревога. Когда мы оказались на улице, послышалась стрельба –строчили зенитные пулемёты (счетверённые «максимы»), установленные на крышах некоторых зданий, на ротондах «Звезды» и на четырёх деревянных вышках, построенных возле волжского моста. Мы с Валерием побежали под берег Волги в торец Кооперативного переулка (ныне Тверской проспект), где теперь новый мост. К суетливому треску пулемётов присоединились выстрелы пушек, а потом послышались и разрывы бомб. В разрыве облаков на фоне голубого неба промелькнул зловещий силуэт «Хейнкеля-111». Ниже облаков мы самолётов не видели, потому и непонятно, для чего была нужна эта бесполезная пулемётная трескотня.
Нужно было немедленно добираться домой в Заволжье: мы ведь ушли, не сказав матерям, куда. Когда мы вышли к «Звезде», я взглянул вдоль Свободного переулка и увидел вдали на небе несколько небольших одномоторных самолётов. Они мчались прямо на нас. «Ура, - закричал я, вот и наши истребители!» Но едва я успел так бурно выразить свою радость, как эти маленькие самолётики вдруг опустили свои носы и, пикируя, обрушили вниз множество чёрных предметов – малокалиберных бомб. Вновь затрещали пулемёты, загрохотали взрывы, и мы укрылись в горсаду. Когда я пришёл домой, было уже совсем темно. Только за Тверцой пылало огромное розовое зарево. Электричества не было, трамваи не ходили, радио молчало. Город был парализован. Взрывы и стрельба продолжали изредка нарушать страшное затишье. Я не знал, что с матерью и где она, да и отец тоже. Утром 13-го пришёл отец. Он был крайне возбуждён и сказал, что руководство и начальство сбежало из города, фабрика горит, а по улицам тянутся вереницы горожан – жители покидают обречённый, смертельно раненый город.
Несколько позже появился на пороге нашего дома Иван Иванович Михеев, матушкин «дяденька» по отцу. Он был предельно рассеян и расстроен, а во время завтрака даже плакал. Завтракали при свете керосиновой лампы. Иван Михеев, будучи членом партии, да ещё с дореволюционным стажем, сказал, что у него есть только один выход: пробираться куда-нибудь на восток. Иван Иванович, тепло попрощавшись и ещё раз всплакнув, ушёл в неизвестность. Лишь потом стало известно, что от немцев из Калинина он ушёл, но «попал в лапы» к своим в Рыбинске и в 1942 году умер в тюрьме в Ярославле.
После завтрака я решил посмотреть, что делается в городе, хотя огромный столб густого чёрного дыма в Затьмачье был виден и из нашего двора, ибо дым этот исчезал где-то за облаками. Наша Верховская (ныне ул. Горького) была совершенно безлюдна, будто вымерла. Была безлюдна и набережная. С берега Волги посмотрел, как горела швейная фабрика. Вернее, она не горела, ибо не видно было пламени, но как-то мощно тлела, источая чёрный дым сразу по всей своей территории.
На следующее утро, 14-го, когда было уже совсем светло, я выбрался из мрака убежища на свет Божий и увидел на улице Некрасова, совсем рядом, но по ту сторону реденького забора, мужчину и женщину. Мужчина нёс что-то на плече в мешке, а женщина в руках несла несколько крупных рыбин. Присмотревшись, я понял, что у неё в руках была презренная в те годы треска. Я не придал этому никакого значения и привычным путём по переулку Никитина пошёл к Волге – посмотреть, что делается в ближайшей округе. В переулке близ набережной я заметил несколько оживлённых человек, а подойдя поближе, увидел позорное зрелище: двери продсклада красноармейской столовой были взломаны, и внутри помещения суетились, словно обезумевшие, люди. Одни распихивали по карманам соль, другие высыпали из мешков прямо на пол излишки муки и крупы, убедившись, что не в состоянии утащить целый мешок, иные что-то разливали и переливали. Дикое безумие увлекло и меня. Где-то в тёмном углу мне подвернулись под руки небольшое ведро и солдатский котелок. Кто-то помог мне прямо из бочки налить полведра подсолнечного масла, а в котелок я сам нагрёб прямо с пола пшённой крупы и притащил всё домой. Но что-то помешало мне сразу известить об этом родителей... У нас в доме была хрюшка. Отец, ничего не подозревая, из первого попавшегося ведра вылили в её корм не воду, а масло. Так чужое не пошло впрок ни нам, ни хрюшке, которая это есть отказалась.
Стрельба в городе усиливалась, то приближаясь к нам, то удалялась. Утром 15-го, когда я вышел из укрытия, было вокруг всё бело – ночью выпал снег, но с тёмного, затянутого сплошными низкими облаками неба моросил мерзкий дождичек. Стрельбы не было, но холодный и сырой воздух был наполнен каким-то отвратительным металлическим лязгом. Я отправился на разведку. Дойдя по переулку до Верховской, увидел, как через нашу улицу проходили незнакомые по цвету и очертанию танки, двигавшиеся по бывшему Тюремному переулку в сторону Волги, к вагонзаводу. В колонне были не только танки и броневики, но и мотоциклы с пулемётами на колясках, и пехота на автомобилях. Никто не двигался пешим ходом. Все были в касках и грязно-зелёных плащах из непромокаемого материала, немного напоминавшего плотную клеёнку.
Вдруг одна машина свернула на обочину и остановилась. Из кабины вышел немец в плаще и каске, с пистолетом в кобуре левее пряжки поясного ремня и направился к нам (рядом со мной был хромой Гришка).
-Где спрятались русские солдаты?-спросил он довольно сносно по-русски.
-Мы не видели никаких солдат,-ответил Гришка. Немец направился к машине.
Когда немецкая колонна удалилась, я вышел на пустынную грязную набережную и пошёл по направлению к заставе. По пути увидел два трупа убитых красноармейцев и несколько наших винтовок без затворов и без штыков, с погнутыми чуть ли не под прямым углом стволами. Цевья прикладов и ствольные накладки в месте изгиба стволов были сломаны и расщеплены. В овраге возле заставы увидел пятерых мёртвых красноармейцев.
Значит, были местные уличные бои. Стало ясно, откуда вчера доносилась близкая стрельба."
(Продолжение следует)
Значит, воспоминания подростка совпадают с событиями, при которых город Калинин был оставлен Красной армией.
"Непосредственно к Калинину немцы выдвинули 6-й и 27-й армейские и 41-й механизированный корпуса. 13 октября в Калинин прибыла оперативная группа управления 30-й армии, наблюдавшая паническое бегство населения в направлении Клин-Москва. «Местная власть проявила исключительные беспечность и безответственность... 12 и 13 октября были наспех сформированы 4 истребительных отряда и ополчение общей численностью 1000-1100 человек... Эти отряды после первого выстрела противника в панике бежали за несколько километров от Калинина», - говорилось в их донесении.
Утром 13 октября танки немцев появились у деревни Даниловское, встретив несильный отпор. Танки со Старицкого шоссе ударили через Опарино на Мигалово. Во второй половине дня батальон мотопехоты немцев форсировал Волгу и взял Черкассы. Утром части их 41-го мехкорпуса вплотную подошли к Калинину и в 10.30 ударили по обоим берегам Волги, а в 12.30 начались уличные бои. К утру 15 октября наши части оставили город. Началась оккупация."
Последний раз редактировалось: Maria (Ср Апр 14 18:55:47 2010), всего редактировалось 1 раз
Утро 16 октября выдалось ясным, но морозным. Было понятно, что город заняли немцы, но на улицах их не было видно, однако когда потеплело, они появились, разгуливая в одних своих кителёчках, без шинелей. Потешными были у них сапоги – с голенищами вороночкой. Видел немца, у коего из-за голенища сапога торчала... нет, не солдатская ложка, а рукоятка парабеллума. Большинство немцев ездили на велосипедах с непривычными для нас красными шинами. Велосипеды, словно вьючные верблюды, были плотно увешаны сумками с кармашками, клапанами, ремешками и застёжками, а порою и просто воинскими ранцами. Маленькие немецкие бипланчики, фронтовые пикировщики «Хеншель-123», летали на задания сквозь дым от горящей швейной фабрики. Сбросив свои бомбы где-то в районе Киселёво или даже ближе, на обратном пути к аэродрому они откровенно резвились и развлекались: набирали высоту и пикировали в мощный, огромный до самых небес, слегка наклонённый столб чёрного дыма. Выйдя из пике, опять взмывали ввысь и лишь после двух-трёх заходов удалялись на аэродром, чтобы с новым боекомплектом повторить всё сначала.
Легко и весело им было тогда, в первые дни, когда победа казалась близкой. А наши, кажется, не могли смириться с потерей Калинина. Попытки выбить немцев начались с первых дней оккупации. Артобстрелы города стали дополняться налётами нашей авиации. Видимо, лёгкой фронтовой авиации у наших в районе Калинина не было, да и вообще в первые дни дела с ней были плачевные. В налётах, как правило, с северной стороны и днём принимали участие громоздкие разнотипные самолёты, казалось, даже не связанные единой задачей. Обычно это были группы по 5-6 самолётов, но действовали они, казалось, независимо. И потери их были велики. Были и «бегства с поля боя», а однажды мы наблюдали, как 2 или 3 немецких истребителя «увели за собой» в сторону Мигалова наш двухкилевой бомбардировщик.
Меня поразила немецкая организация противовоздушной обороны. Если колонна остановилась, то первое, что делали немцы,- немедленно устанавливали на треногах зенитные пулемёты, расчехляли и готовили к бою «чух-пахи» - так я называл немецкие автоматические малокалиберные зенитные пушки. Лишь после этого приступали к другим делам. Но больше всего поражала согласованность средств при отражении наших налётов. Едва появившаяся в воздухе группа наших самолётов достигала какого-то рубежа, притаившийся город вдруг, словно по единой команде, будто взрывался, извергая навстречу беззащитным самолётам огненные снопы трасс смертоносных пуль и снарядов. Глядишь – один уже задымил, другой вспыхнул, как вата, смоченная бензином, а иные, не желая испытывать судьбу, беспорядочно сбросив бомбы, закладывали крутые виражи и ложились, если успевали, на обратный курс... Мало кто помнит, что один наш подбитый бомбардировщик упал на краю Хлебной (ныне Тверской) площади, близ того места, где теперь цирк. Он упал, но не взорвался.
В эти дни все жители нашей улицы пережидали бомбёжки и обстрелы в убежищах. Однажды после ночлега в своём убежище мы решили, когда рассветёт, пойти домой. В доме и в рядом стоявшей избушке ночевали немцы, в огороде – их лошади, а весь двор заняла их огромная армейская повозка. Из распахнутых настежь дверей дома и сеней валил густой дым. Только мы с отцом появились на дворе, как нас прихватили и повели в дом. Едва переступили порог – и чуть не провалились в подпол: люк был открыт, и через него немцы вёдрами растаскивали нашу картошку. Печь топилась по-чёрному, но это никого из них не беспокоило и не удивляло. Немцы не первый месяц были на нашей земле и, казалось бы, давно должны были усвоить, что печи в России делают с задвижками и вьюшками.
Уходя из нашего дома, они прихватили всё, что показалось им ценным: тёплые сапого, валенки, тулуп-армяк, не погнушались и грязным одеялом. А оставили свои «произведения» - видимо, ночью им было боязно выходить в туалет.
Через несколько часов немцы заставили всех жителей Заволжья покинуть дома. Так мы стали беженцами в своём городе. Для ознакомления с новой обстановкой за фабрикой «Вагжановкой» я решил пройтись по ближним улицам. На одной из них я увидел конвоируемую группу человек в 30-40 пленных красноармейцев. Выросший в условиях большевистско-ворошиловских заклинаний, я не мог себе представить красноармейцев в плену. Но действительность оказалась иной. Это были изрядно потрёпанные и предельно измученные люди. Они едва передвигались, и немцы не торопили их. Один из пленных остановился и спросил меня, что это за город? Я удивился и выпалили, что, мол, Калинин.
Со стороны Заволжья часто доносилась стрельба. Тогда мы и поняли, что немцы не хотели, чтобы вблизи передовой болтались жители, а передовая проходила почти по улице Шмидта.
Однажды в тихое и солнечное морозное утро я вышел к колодцу за водой. В переулке увидел четверых людей, задравших головы к небу, где высоко летел самолёт. Но почему-то они смотрели не в ту сторону. «Вот чудаки,- подумал,- неужели они не слышат, с какой стороны доносится звук, и ищут его в другой стороне?» Лишь подойдя ближе, я понял, что они не могли слышать и видеть: они были повешены на перекладине между уличным столбом и подпоркой к нему. Это были четверо мужчин средних лет, надписи на фанерках гласили:»Такая участь ждёт всех грабителей, поджигателей, саботажников и партизан». Рядом судачили местные жители.
Военная обстановка возле города стабилизировалась. Немцы занимали правый берег Волги, на левом были наши. Только в черте города немцы были также на левом берегу в Заволжье и немного в ближнем Затверечье. Наши не оставляли попыток захватить город с севера. Однажды им удалось овладеть даже железнодорожным мостом через Волгу, но они были отброшены. Пытались и немцы продвигаться на север, добрались даже до Медного, но тоже потерпели крах. Потому по пальцам рук можно было пересчитать те дни и ночи, когда в городе или за ним не было пожаров. А в основном – стрельба, взрывы и пожары. Радикально изменилась воздушная обстановка – наша авиация делала всё, что хотела, однако не смогла разбомбить в городе ни одного моста. Зато здорово досталось Путевому дворцу.
«Зима уже завалила город снегом, сковала всё вокруг жестоким морозом, а немцы всё ещё продолжали ездить на своих красношинных велосипедах. Для нас это было странно, ибо велосипеды и мотоциклы, по нашим обычаям, были традиционно летними видами спорта. Мы с отцом всё чаще болтались по городу в поисках пропитания, обходились постной пищей святых и богов: пареными кочерыжками, варёными картофельными очистками, иногда и кашей из горелого зерна, а кусок хлеба был лакомством. Для «собирательства» были пригодны лишь те улицы, где были частные дома с огородами, там люди жили получше. Потому в центральной части города бывали редко, лишь из любопытства.
Все укромные уголки города, дворы, обочины, насыпи на улице Урицкого близ Лазури были забиты военной техникой. Больше всего было автомобилей, мотоциклов и полевых кухонь. Дисциплинированные немецкие повара усердно трудились возле своих горячих котлов на колёсах, исправно готовили полевые обеды для своих едоков. Но едоки, хозяева города, не очень нуждались в армейской похлёбке, потому повара и раздавали её местным жителям. Очереди за похлёбкой были несусветные. Но игра стоила свеч: иногда удавалось принести домой кастрюльку с настоящим, душистым, хоть и полевым супом. Немцы варили обычно крупяной (пшённый или рисовый) суп с картофелем, морковкой и, конечно, мясом. Возможно, что у немцев были специальные кухни для поддержки мирного населения, ибо не у каждой полевой кухни толпились очереди.
С отцом мы лишь два раза выходили в город. В первый раз – когда до нас дошли слухи, что за Волгой сгорели все соседские дома, а наш уцелел. Мы тогда дошли до берега Волги у церкви Иоанна Предтечи, но вернулись, ибо на левом берегу шёл жестокий бой, а шальные пули свистели вокруг нас. Второй раз просто прошлись по центру города. На площади перед Путевым дворцом, где когда-то был собор Михаила Благоверного, а потом групповой памятник Калинину и Сталину, уже стояло множество берёзовых крестов, пылали костры, оттаивая мёрзлый грунт, а немцы рыли могилы для погребения своих убитых...
Произошла одна перемена в поведении немцев: они стали какими-то задёрганными и суетливыми. Возросла интенсивность передвижения войск в городе. Вскоре их передвижение упорядочилось. По нашей Грабиловке, например, колонны потянулись в одну сторону – от станции к Пролетарке. Стало ясно: немцы отступают и решили организованно оставить город. К середине декабря немецкие колонны по нашей Грабиловке двигались почти непрерывно. Город и его жители погрузились в тревожное состояние.
Однажды вечером под городом с небольшими интервалами прогремело несколько мощнейших взрывов. Они были столь сильными, что у нас даже отворилась дверь. Я насчитал то ли шесть, то ли восемь взрывов, точно уж не помню. Мы ещё не спали и коротали вечер при свете неизменной коптилки. Батюшка предположил, что это немцы что-то взрывают.
А утром 16 декабря, когда уже совсем рассвело, я вышел на крыльцо и увидел в нашем дворе часового-красноармейца, видимо, на всякий случай приставленного для охраны подозрительных резервуаров. Вид у него был бравый."
(Продолжение следует)
Об этом читаю в первый раз.
1. цитата: "Возможно, что у немцев были специальные кухни для поддержки мирного населения, ибо не у каждой полевой кухни толпились очереди."
В Ржеве таких кухонь, кажется, не было. И никто из бывших ржевитян, кроме как о страшном голоде, о подкармливании населения не вспоминал.
2. цитата: "Стало ясно: немцы отступают и решили организованно оставить город. К середине декабря немецкие колонны по нашей Грабиловке двигались почти непрерывно."
И здесь вермахт оставляет Калинин, как оставил позже 1-3 марта 1943 года город Ржев...
В городе на стенах домов, заборах и столбах вскоре появились белые листочки с чёрным текстом:
Приказ № 1
По гарнизону гор. Калинина
19 декабря 1941 г.
1. г. Калинин освобождён частями КРАСНОЙ АРМИИ от фашистских полчищ. В целях обеспечения порядка в городе ПРИКАЗЫВАЮ:
2. Объявить город Калинин на военном положении.
Всякое хождение по городу населения разрешить с 7 часов утра до 18 часов вечера. Въезд и выезд из города запрещён впредь до особого распоряжения.
3. Населению города в течение 24 часов сдать всё огнестрельное и холодное оружие, боеприпасы, велосипеды, радиолы и радиоприёмники на пункт сбора по адресу Володарская ул., дом 25 («Плодоовощ»).
Милиции организовать население города для сбора разбросанного оружия и боеприпасов. Граждане, обнаружившие оружие и боеприпасы, должны немедленно сообщить коменданту города. Граждане, уклоняющиеся от выполнения настоящего, будут наказаны по закону военного времени.
Начальник гарнизона г. Калинина, генерал-майор Поленов
Военком гарнизона г. Калинина, полк. Комиссар Гильченок
Комендант г. Калинина, капитан Кауров
Возвращение в уцелевший дом в Заволжье не заняло много времени. Отец и мать везли санки с небогатым скарбом. Я нёс Мурзика. Нёс прямо на руках. И в других домах стали появляться их хозяева.
Вернулись в город и местные власти. Их деятельность проявилась не только в открытии столовой на Беляковском переулке или парикмахерской на ул. С. Перовской, и в том, что через пару дней в чудом уцелевшей «Звезде» уже показывали фильмы, но и в том, что жителей города, оставшихся на оккупированной территории, стали «настоятельно приглашать» для дачи показаний или объяснений по этим «недостойным для советского человека фактам». С тех пор и появилось в нашем быту позорное клеймо «был на оккупированной территории», и соответствующая графа в анкетах существовала потом несколько десятилетий. Не раз вызывали и моих родителей. Порой держали их с утра до вечера, а я, оставаясь один, не знал, что и думать. Лишь верный Мурзик разделял со мной томительные дни и часы...
К апрелю 1942 года, как только пригрело солнце и подтаял снег, на Соборной площади началась массовая эксгумация трупов немецких солдат. Целиком и частями их грузили на подводы. Покрывали грязным мокрым брезентом с многочисленными дырами и увозили по улице Советской в восточном направлении. Говорили, что их сжигали где-то за городом. Лучами солнышка постепенно обнажались и ранее занесённые снегом трупы немецких и наших солдат в местах уличных боёв.
С наступлением весны в северной части Заволжья участились случайные взрывы. Это мальчишки – и мои сверстники, и помоложе – хозяйничали на местах былых передовых позиций. Кажется, немало тогда мальчишек погибло и пострадало.
С первых дней освобождения города и по сей день весь ущерб, нанесённый войной городу, приписывался и приписывается только немцам. И никто не задался вопросом: зачем немцам разрушать город, находившийся в их руках? Неужели им не нужна была промышленность? На самом деле швейную фабрику им. Володарского наши подожгли за несколько дней до появления немцев в городе. И Путевой дворец пострадал не от немцев, а от наших обстрелов и бомбардировокЮ и наша средняя школа № 2 была разрушена нашими бомбами.
Наши войска почти без боёв оставили город, зато потом в течение двух месяцев почти непрерывно пытались выбить немцев из него. Основной ущерб был нанесён в ходе главного и последнего штурма, с 6 по 16 декабря. Немцы же взорвали только мосты, да и то при отступлении.
Причины разрушения большинства сёл и городов следует искать совсем в ином направлении: 17 ноября 1941 года Верховный Главнокомандующий Сталин и начальник Генерального штаба Шапошников подписали секретный приказ Ставки № 0429 об уничтожении населённых пунктов в тылу немцев на глубину до 60 км от переднего края и до 30 км вправо и влево от дорог всеми средствами. Мы и по сей день продолжаем всё валить на немцев...»
К 1 февраля 1942 года пошли первые трамваи – от вокзала до площади Революции, 15 февраля – от вагонзавода до мясокомбината в Заволжье и в Затверечье, в последний день февраля – через волжский мост. В Затьмачье трамваи пошли в августе. В январе-феврале 1942 года стали открываться школы.»
Примечание:
1. А совсем рядом возле Ржева, Старицы, Зубцова, Вязьмы и др. городков и поселений Калининской области засел противник, которого части Красной армии не смогли одолеть вплоть до весны 1943 года.
2. Параллели оккупации г.Калинина и г. Ржева налицо. Лишь с той разницей, что вермахт хозяйствовал долгие 15 месяцев в оккупированном Ржеве и оставил его в марте 1943 года в состоянии лунного ландшафта и почти без населения.
3. Интересно было бы узнать цифры потерь городского населения Калинина и его экономический ущерб, понесённый в годы оккупации.
Хроника Калининского фронта в цитируемой мной книге продолжается до марта 1943 года и расписана по месяцам, фронтам и боям на территории Тверской области . Но не зная, интересует ли данное повествование участников форума, я решила прекратить перенос текста. Если кто считает, что тема должна быть продолжена, напишите здесь, пожалуйста. Я возобновлю цитирование и разборку материала, при условии, конечно, что Администратор Ржевского интернет-портала не наложит вето на проект.
Видно, "Хронику Калининского фронта" читают до сих пор.
Со следующей недели продолжу повествование, но не только по Калининскому фронту, но и по 29 армии, окружённой в Мончаловских лесах. Среди нас, читающих, достаточно экспертов и "лесорубов", которые помогут разобраться в истории боёв.
Видно, "Хронику Калининского фронта" читают до сих пор.
Со следующей недели продолжу повествование, но не только по Калининскому фронту, но и по 29 армии, окружённой в Мончаловских лесах. Среди нас, читающих, достаточно экспертов и "лесорубов", которые помогут разобраться в истории боёв.
Да Вы вроде и так уже разобрались - все по дням расписано... Зачем Вам мешать ?
А у меня только скучные и никому не нужные документы ЦАМО
Часовой пояс: GMT + 4 На страницу Пред.1, 2, 3След.
Страница 2 из 3
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах Вы не можете вкладывать файлы Вы можете скачивать файлы
Наблюдаемые темы
FAQ
Поиск
Пользователи
Группы
Награды
Регистрация
Профиль
Войти и проверить личные сообщения
Вход
