Basile писал(а):
Ваша пост о писателе Ржевском, помещенный ранее не забыт.
Добрый день Basile!
Вы меня очень обрадовали известием о том, что Вы ищите дополнительный материал о Л.Д. Ржевском и организовываете публикацию в "Ржевской правде". Я расцениваю это своего подарком к ... (1 мая - Международному Дню труда?). Можно мне поставить Вам "одобрение" в Ваш профиль? Да? Спасибо ...
Добавлено спустя 16 минут 16 секунд:
Maria писал(а):
одобрение
Признаюсь в беспомощности, т.к. не знаю, как мне пристроить символ "Палец вверх" в Вашу репутацию да ещё и написать пару приятных слов. Модератор Basile, сделайте это, пожалуйста, за меня. Текст: За ценную инициативу! Спасибо заранее.
Приятных выходных и праздника Труда Вам и Вашей семье!
Добавлено спустя 50 минут 44 секунды:
Леонид Денисович Ржевский
"Почему же писатель считал, что была не в фокусе именно вторая волна эмиграции? Можно предположить, чтокроме сугубо литературных соображений *в этой эмиграции нет всемирно известных литературных имён. которые есть в первой: Бунин, Цветаева, Ремизов, Набоков..., а в третьей-Солженицын и Бродский), имел место ещё какой-то момент: например, неприятное напоминание о расправе с невозвращенцами, то есть эпопея насильственной репатриации, которую участникам её выполнения и здесь, и на Большой земле, вероятнее всего, хотелось бы забыть. (Репатриация касалась, как известно, только людей, живших на территории Советского Союза до 1939 года. Позже этих людей стали называть второй эмиграцией, им как и многим другим, был дан статус "перемещённых лиц".) Также напоминание о лагерях для русских военнопленных, которых после войны заставляли возвращаться домой, что для многих из них означало смерть или такие же, только советские лагеря; не совсем популярной можно назвать и тему невписываемости в современную жизнь на Западе людей, попавших сюда случайно, оставшихся здесь лишь из-за невозможности вернуться домой.
Через всё это прошёд и сам Ржевский; автобиографические эпизоды предвоенного, военного и послевоенного времени, невозвращение на родину и острое ощущение её потери, прямо или косвенно присутствуют почти в каждом произведении писателя, творчество которого можно отнести в жанру психологического реализма. И в целом оно оно является не только летописью судеб людей трагических 30-х годов и военного поколения, но и своего рода историей возникновения второй эмиграции. К этому нужно прибавить, что без творческого наследия Ржевского, нельзя всерьёз о культуре всего русского Зарубежья, так как она нерасторжимо связана с именем писателя Л. Ржевского (так он неизменно подписывал свои произведения). И нужно ещё помнить, что только в силу независящих от него обстоятельств он очутился за пределами России, которую никогда не забывал. В конце своего жизненного пути (за пять лет до смерти), обсуждая свой последний роман "Бунт подсолнечника" (1981), он напишет мне: "Встреча двух эмиграций - (сороковых и семидесятых годов. - В.С.) сюжетная тема, фон. Она переплетается с другой важной темой, которая, если её назвать, звучит как противоположность с темой р а з л у к и (разрядка Ржевского. - В.С.). Да, той про которую поётся: "Разлука ты, разлука, чужая сторона". Имеется в виду не ностальгия, но отрыв от земли, где вырос, работал, творил, и которая теперь "на расстоянье" по-особому видится обеим "волнам" эмиграции. Как тебе здесь, на чужой стороне, дышится, если ты привёз с собой жар творческого слова? Творческого воздуха хватает ли?.." (2 июля 1981)
Ржевский жил в четырёх, в основном взаимоисключающих друг друга мирах: старая Россия, в которой прошло его детство. Советский Союз ( годы учёбы и начало педагогической деятельности), военное время (для него это - фронт, лагерь и больница) и, наконец, современный Запад (Европа и Америка), где впервые появилось в печати имя Л.Ржевского.
...
Мягкость-вот общее от всего облика Ржевского, даже в конце жизни выглядевшего удивительно моложаво: его можно было назвать пожилым, но не старым человеком. Был он невысокого роста, хорошо сложен, держался прямо (вероятно сказывалась старая военная выправка), разговаривая, слегка откидывал назад головуБ лицо круглое с округлыми чертами, глаза светлые и высокий лоб, на котором почти не было морщинБ тембр голоса был тоже мягкий: говорил он довольно тихо из-за перенесённой горловой чахотки, затронувшей голосовые связки, но чётко и внятно, на великолепном русскоя языке с необычными для меня, южанки, московскими интонациями, Во время дружеской беседы или, читая лекции, жестикулировал, но делал это с артистичностью, выдававшей бывшее увлечение сценой; движения тоже были мягкими, без резких жестов и без нгалёта театральщины. "Аристократ по духу", - услышала я как-то на одном из его многочисленных выступлений. Ржевский был аристократом и по происхождению."