Alexandr писал(а):
Никак не могу найти информацию об отступлении осенью 41 г. наших войск из Зубцова и Погорелого-городища. Освобождение этих городов описано достаточно подробно, а вот об оставлении никакой информации.
Если кто-то знает: какие части, как и куда отходили, поделитесь.
Maria писал(а):
Уважаемый Александр! Отступление войск 22, 29, 30-й и 31-й армий происходило в октябре 1941 беспорядочно под натиском превосходящих сил противника на восток. Более конкретных данных о дивизиях и частях я не нашла, даже в книге Хорста Гроссмана.
Полезные сведения есть в сборнике "На правом фланге Московской битвы". Сост.: М.Я. Майстровский; председатель общественной редколлегии Ю.М. Бошняк. - Тверь: Московский рабочий. - 1991. - 352с.: илл.
Стр. 313 -- 316.
"Виктор Хомяченков.
Диверсанты. ПОГОРЕЛЬСКАЯ ПЕТЛЯ.
В статье «В боях на Калининском направлении» Маршал Советского Союза И. С. Конев писал: «Днем 12 октября части 41-го моторизованного корпуса заняли Погорелое Городище и Зубцов, а к вечеру — Лотошино и Старицу и передовыми подразделениями выдвинулись к Калинину...» И далее: «...14 октября танковые и механизированные части 3-й танковой группы противника при поддержке авиации отбросили только что начавшие организовывать оборону части 5-й стрелковой дивизии и с ходу ворвались в Калинин» [Сборник "В пламени войны". Стр. 8,11].
А где же, спросит внимательный читатель, пропадали эти танковые и механизированные части 13 октября? Ведь от Старицы до Калинина всего-навсего семьдесят километров. Не встречая сопротивления, танки покрыли бы это расстояние за каких-нибудь два часа.
Вот тут мне на память и приходит наша погорельская петля. Гитлеровцев она заставила потерять, а калининцам позволила выиграть лишний день столь драгоценного времени. Это и был тот самый день — 13 октября 1941 года.
Городские власти тогда запоздали с распоряжением об эвакуации. Вагоностроители, например, только утром 13 октября получили такое распоряжение и все же успели отправить эшелон со станками, оборудованием и людьми. Успели покинуть Калинин и горожане. А появись немцы днем раньше, все могло обернуться гораздо хуже...
Но вернемся к погорельской петле... Тут нужно внести поправку. Немцы вошли в райцентр Погорелое Городище не «днём 12 октября», как утверждал И. С. Конев, а накануне.
Бывший первый секретарь Погорельского райкома партии С. Г. Дороченков пишет в своих воспоминаниях: «Я вышел из райкома партии в 6 часов вечера, когда немецкие танки уже вступили в районный центр, ушел на край района и утром 12 октября 1941 года был в Хлоловом Городище, в сорока километрах от Погорелого Городища. Вечером 12 октября я пришел на дачу «Караси», где намечался сбор всех, кто оставался для действия в партизанском отряде. Всего нас собралось сорок семь человек» [Рукопись С.Г. Дороченкова в Зубцовском музее. Стр. 18 - 19].
Автор этих строк тоже был оставлен в тылу у немцев, но не в партизанском отряде, а для организации и проведения подпольной разведывательно-диверсионной работы по месту своего жительства. Родной мой хутор Мухино, где было пять домов, входил в состав колхоза «Красный Октябрь», куда по личному указанию того же С. Г. Дороченкова меня загодя внедрили на должность колхозного счетовода.
— Отец у тебя репрессирован, в комсомоле ты не состоишь. Тебе немцы скорее поверят, — сказал мне Сергей Григорьевич, напутствуя на опасную работу.
Центральная усадьба колхоза — деревня Мишине вытянулась в два посада чуть ли не на километр вдоль большака, соединявшего Погорелое Городище со Старицей и Калини-ном. Здесь и предстояло мне действовать.
В семи километрах от райцентра ведущая к нам дорога раздваивалась: одна уводила влево в густой Калачевский лес, другая заворачивала вправо, тянулась по мелколесью, затем проходила через деревни Синицино, Абалешево и Салино. А в центре деревни Мишине они вновь сходились, образуя таким образом большую, до пятнадцати километров, петлю.
Здесь-то, у места слияния этих дорог, и появилось в десятом часу утра 12 октября около 20 фашистских танков. Сопровождали их вооруженные до зубов мотоциклисты. В деревню они ворвались с пушечным громом и пулеметной трескотней. Из кустов выскочили и бросились в поле два красноармейца. Мотоциклисты догнали их, там и убили...
Видимо, это была разведывательная группа. Мы ждали немцев с запада, со стороны Калачевского леса, а они появились со стороны Салина.
Колхозникам еще затемно было объявлено о раздаче хлеба. К приходу гитлеровцев дело это было завершено. Последним со склада ехал с нагруженным возом кладовщик — белобородый старик Кузьма Лаврентьевич Егоров. Тут-то к нему и подкатила немецкая легковушка. Из нее вышел генерал с красными отворотами на шинели и, сверкнув пенсне, по-русски спросил:
— Как хлеб раздаете, дедушка?
— По трудодням, батюшка...
— По едокам нужно!
— Слушаюсь, батюшка...
Подбежали офицеры-танкисты. Генерал что-то скомандовал им, взвыли моторы, и танки рванулись в сторону Старицы, до которой оставалось около тридцати километров.
В деревне не осталось ни одного немца. О нашествии свидетельствовал только вкопанный на развилке столб с указателями на немецком языке: «На Старицу», «На Калинин».
Не теряя времени, жители деревни взялись за лопаты: рыли в подпольях, во дворах, в кустах ямы и прятали в них имущество, продукты, зерно.
Чтоб хлеб не достался врагу, как велел Дороченков, я заранее составил ведомости на раздачу всего обмолоченного урожая ржи в овса. Даже на зерно, предназначавшееся для государственных поставок, на семена, фураж и страховые фонды. Общим счетом на трудодень получилось около пяти килограммов. Отдельные многосемейные колхозники получили хлеба по две-три тонны.
Когда в первых числах января 1942 года пришли к нам освободители — воины 31-й армии, — колхозники смогли поделиться с ними и хлебом, и фуражом. Часть семенного овса возвратили колхозники хозяйству на посев весной.
Но вернусь к тому дню, который мог для меня кончиться трагически. Случилось так, что первой же пулеметной очередью из танка я был ранен — задело палец. Еще две пули вспороли полушубок. Я заскочил в дом старого колхозника Ильи Николаевича Комолова. Его сын Николай был моим другом. Ему шел шестнадцатый год, мне — восемнадцатый.
Разглядывая выбитые пулями клоки шерсти, Коля Комолов даже присвистнул: — Еще бы чуть-чуть, и-и-и...
Во мне закипела злость: ну, гады... И тут на глаза мне попался указательный столб на развилке...
Как только стемнело, мы с Николаем отрыли этот столб и развернули его стрелами в сторону Калачевского леса. Едва закончили работу, как со стороны Салина послышался рев моторов. Это шел танковый корпус.
Ничего не подозревая, немцы проскочили, поворот на Старицу и Калинин и углубились в Калачевский лес. Там, сделав петлю, они и столкнулись со своей же колонной. В темноте приняли ее, видимо, за противника и вступили в бой.
Через много лет вместе с С. Г. Дороченковым мы побывали в этих местах вблизи деревушки Перепечено. Обнаружили четыре подбитых своими же, вросших в землю немецких танка.
Разобравшись, немцы выправили указательный столб в Мишине и поставили возле него регулировочный пост.
Регулировщики жили в доме у Комоловых. Сам Илья Николаевич Комолов в первую империалистическую войну три года пробыл в плену у австрийцев, знал немецкий язык и все, о чем говорили между собою гитлеровцы, передавал сыну. От этих регулировщиков мы и узнали, во что обошлась захватчикам в ночь с 12 на 13 октября злополучная погорельская петля, ставшая началом нашей диверсионной работы в ближнем тылу у вермахта".
***
Далее главы "Комсомольское поручение", "В ход пошли топоры", "Когда не пугали виселицы" и вторая статья Виктора Хомяченкова - "Партизанскими тропами".